В предгорьях Авалтена наступала ночь. В лагере рядом с шахтой горели костры, доносились отзвуки далёких разговоров, располагались по периметру конструкты, охраняя горняков. В отдалении от бараков и частокола были заметны недавние вырубки, лежали штабелями брёвна — сохли под открытым небом.

    Вблизи от входов в шахты под крышей стояли вагонетки и покрытые чёрной пылью с жирными разводами забойные магомеханизмы. Мерцали звёзды, и сияла Луна, изредка скрываясь за редкими облаками.

    Артель братьев Барди и Сверра находилась здесь уже год и полтора месяца. Несколько раз сменились вахты старателей, отправился и благополучно прибыл в Сва-Лок караван с медной и свинцовой рудой. С подветренной стороны рудника громоздились отвалы, сползающие в долину к жарким гоблинским лесам. На высоте было прохладнее. А ещё в прямой видимости от лагеря был виден форпост гильдии, у которой братья Барди и Сверр заняли денег для создания собственной артели.

— Да какой гоблин, земля им болотом, в горняцком деле разбирается? — ворчал Сверр, шагая по недавно прорытому штреку и обходя связки шпал. — Разве бумажками можно наломить породу? Нет, только киркой и зубилом! Старые добрые кирки и зубило… А ещё фонарь. Слыш, морда железная, фонарь подкрути, а? Темно, как не помяни где!

    Следующий за дварфом конструкт остановился, прекратив громыхать как пресловутый молотобой, и увеличил яркость магического кристалла. В штреке словно зажглась стопка факелов.

    Сверр пытливым взглядом проследил за канарейкой. Клетка с ней находилась внутри конструкта; без канареек ни в одной мало-мальски собранной артели не обходились. Как ещё определять, нет ли в воздухе ядовитых примесей? Но всё в порядке, птичка вертит головой из стороны в сторону, прыгает на жёрдочке, как ни в чём не бывало..

— Вот, другое дело… Пошли, камнелом. За мной иди и осторожно, понял? На рельсы не наступай! От так, медленно и осторожно…

    Вдоль стен тускло блестели свинцовые вкрапления. Они залегали с незначительным уклоном, что позволяло разрабатывать породу без особых затруднений. Самая восточная оконечность некогда великой гряды северных гор, как и говорили отцы с дедами, щедро делилась богатствами недр. Но было ещё что-то, о чём братья-дварфы узнали случайно. Некий секрет, который хранился в их клане рудокопов. Будто бы задолго до исхода из Кель-Абана, нашли горняки сокровище, не то золотую жилу, не то алмазную трубку, но не сумели выбраться после внезапного обрушения проходов и сгинули. Спасся только их отец, шедший во второй группе. Он рассказывал, что помнил мрачные лица старших шахтёров, услышавших весть о случившемся, и как уже его отец, положив ладонь на плечо, тихо поблагодарил Творца за то, что уберёг их и не стал забирать к Себе…

    Братья Сверр и Барди не особо верили в чудеса. В их жизни было место деньгам, старому-доброму труду и коммерции. Сверр был приземленнее брата, но лучше разбирался в горном деле. Барди мог похвастаться редким для дварфа авантюризмом — идея занять денег для поиска таинственного сокровища принадлежала именно ему, как и заключение договора с гильдией, которая также заинтересовалась в закладке шахт далеко от обжитых земель. Всё складывалось как нельзя лучше, словно сама длань небесного Отца вела их.

    Прибыль от рудника «Кель-Абанский Четвёртый» позволяла их артели не только сносно существовать, но и подумывать о расширении дела. Конечно, если нашлось бы то, ради чего они оба вообще всё затеяли.

    Сверр, наклонившись, провёл пальцами по неровным сколам на камнях. Здесь остановились рабочие. К тому же за стеной, всего лишь в нескольких ударах конструкта-камнелома, дварф почувствовал изменения в вибрациях земли. Там была пустота. А всякая пустота таила опасность.

— Так, железяка… Подойди. Да стой ты смирно, подожди меня! От хорошо… Слухай, какое задание. Пророй туннель впереди себя до того, как порода кончится. Как только кончится, так сразу замирай и крепи проход.

    Конструкт постоял без движения, «обдумывая» приказ хозяина, и, громыхая, наклонился. Из «рук» выдвинулся весь инструментарий. Магомеханизм поднатужился и стал монотонно долбить стену. Искры и камни разлетались во все стороны. Будь здесь полная группа, то они бы уже грузили вагонетки, но ближайшая стояла аж под навесом рядом со входом в рудник. Далеко, одним словом.

    Больше всего Сверр опасался, что в той полости скопился пещерный газ. Поэтому он вернулся ко входу в штрек, слушая звуки и вибрации изнутри и готовый, если вдруг что-то пойдет не по плану, бежать изо всех сил. Да, жаль терять плоды трудов почти двух квинтов, но если погибнут рабочие, братьям придётся платить из своего кармана. Так что лучше пожертвовать одним из рудников.

    Если это газ… Будет большой «бум». Укреплённые сваями и заклинаниями другие шахты выдержат, слои не сдвинутся. А если там не газ? Для воды слишком сухо и нет медных отложений. Пещера? Кто знает, может в ней чьё-то логово, не всю же гору братья изучили.

    Конструкт продолжал долбить скалу. Привычные вибрации отдавались в ладонях дварфа, успокаивая. Вроде, всё было в порядке.

    Не успел Сверр озябнуть, как отдалённые раскаты забойного магомеханизма прекратились. Колебания земли тоже. Всё стихло. Не было того сворачивающего кишки гула, сопутствующего воспламенению газов, как дурнопахнущих, так и нет.

    Выждав для надёжности несколько минут, дварф пошёл внутрь шахты. Отблески фонаря прыгали по рельсам, стенам и отражались от свинцовых бляшек. С трудом двигаясь между завалов, которые после начала рабочего дня предстоит убирать рабочим, дварф до рези в глазах смотрел в провал. Обзор загораживал конструкт, но приказывать ему Сверр пока не собирался. Мало ли, вдруг обрыв? Платить за утрату арендуемой магомеханики ему не хотелось.

— О так недра… — присвистнул он, став рядом с железным болваном. И было с чего.

    Пустота за стеной была пещерой. Встроенный в конструкта фонарь освещал площадку на тридцать шагов вперёд, но, если верить глазам, шириной подземная зала была почти с целое поле. С потолка свисали сталактиты, местами срастаясь со сталагмитами и образуя колонны. Значит, просачивается вода сверху… Впереди пол резко уходил вниз, но спуститься и подняться можно без верёвок. Хм, это же прекрасно! Всего лишь выдолбить пандус для вагонеток, и уже готовый забой!

— Чего голосишь, птаха? — добродушно спросил Сверр и погладил прутья канареечной клетки. — Молодец, чирикай, Творец тебя храни…

    Посвистывая, Сверр спустился вниз. Конструкт, повинуясь команде, начал переминаться с ноги на ногу, сфокусировав свет своих кристаллов как у лампады маяка, и пронзил здешний сумрак лучом, запрыгавшим по далёким стенам.

    Под ногами дварфа смолисто поблёскивала какая-то дивная порода. Местами она менялась на свинцовый блеск. Подумав, он отбил кусок скалистой смолки на образец. Держа минерал в руке, Сверр вдруг ощутил эйфорию от странного тепла, приятными волнами раскатывающегося по телу.

    Вернувшись к магомеханизму, дварф достал грифель, бумагу и набросал очертания пещеры.

— Эй, железяка, прибавь света, ни бхута же не видно, — пробурчал он, сощурившись. Штриховка легла неровно, но Барди разберётся.

    Фонарь забойного магомеханизма погас. Спустя секунды, замигал и второй. Яркая вспышка ударила по глазам, а следом пришёл запах грозы. Сверр растерялся, нащупал в подсумке запасной кристалл и, достав, вставил в паз фонаря. Ничего.

— Что за бхутовщина… — пробормотал он и потёр глаза. Дождавшись, пока светлые круги и пятна пропадут, дварф снова сунул руку в подсумок и замер.

    Он видел в полумраке. Неясно, контурами, но достаточно, чтобы ориентироваться. Вот эта махина рядом — магомеханизм. Темнота впереди — спуск. Слабое свечение над полом, вдоль стен, над сталгмитами, похоже на застывшее пламя…

    Сверр перевёл взгляд на клетку с канарейкой. Птица лежала на самом дне.

— Борода Творца, — выдохнул дварф, покрывшись испариной. В панике запихнул рисунок в карман. — Железка, за мной! Уходим отсюда!

    Не дожидаясь ответа, Сверр побежал: «Нет. Нет! нет!! Нет!!! Творец Великий, смилуйся!!!»

На выходе из шахты дварфа скрутило. Его вырвало желчью и чем-то густым, словно кофейная гуща. На подходах к лагерю тоже.

    Конструкт остался в пещере.

    За годы практики через руки Мальуатта прошли множество пандорцев с самыми разными болезнями. Он повидал достаточно случаев, чтобы терпеливо вздыхать, наблюдая одну и ту же горестную историю, повторяющуюся из поколения в поколение с незначительными изменениями. «Невоздержанность в питье, еде и сношениях — вот три губительные силы, страшнее чумы, оспы и сифилиса», — наставлял он учеников.

    После определённых событий, вынудивших его бросить прежнюю жизнь и начать всё с чистого листа в Сва-Локе, Мальуатт не изменил своим убеждениями. Плодотворные беседы с Мастерами-коллегами не прошли бесследно, но от ощущения, что он до скончания дней обязан разбирать одни и те же случаи, не избавили. За шанс узнать что-нибудь новое эльф был готов вцепиться обеими руками. Поэтому, когда из Авалтена пришло срочное письмо, что в его услугах нуждаются партнёры гильдии, на которую он тоже периодически работал, Мальуатт не колебался — собрался в тот же день и выехал в сопровождении доверенных героев.

    Когда Мастер приехал, в шахтёрском лагере уже были разбиты палатки лекарей, а вокруг стояло оцепление. Безмолвные конструкты грозно блестели на солнце и, казалось, пристально следили за дилижансом, когда тот проезжал мимо заслона.

— Сурово у вас тут, — как бы невзначай бросил Мастер встречавшему его, судя по нашивке на халате, старшему лекарю.

— А как иначе, — мужчина пожал плечами и показал защитные перчатки на руках. Выражения его лица Мальуатт не видел: оно было сокрыто под маской. — Я лекарь Мирослав. Здесь главный… После Элермара.

— Какая сейчас ситуация? — эльф окидывал взглядом всё вокруг, стремясь не упускать ни малейшей детали.

    Шахтёрский посёлок не выглядел, как если бы его поразила смертельная болезнь. О том, насколько всё серьёзно, говорило только то, что все встречные лекари ходили в плотных балахонах и масках, закрывающих лица и волосы, а вездесущий тяжёлый запах лекарств висел удушливым облаком, заставляя глаза слезиться. В центре импровизированной площади стояли повозки с водой, пригнанные из форпоста.

— Заболела вся артель. Лёгкая форма у половины, средняя тяжесть у трети. Тяжело больны только десять горняков… из оставшихся. Каждая группа лежит в отдельных бараках. Те, кто совсем плох, находятся в малой лечебнице под неусыпным присмотром, — Мирослав кивнул в сторону палаток. — Есть и другие заболевшие, но их немного. Магомеханики там...

— Надеюсь, всё задокументировано?

— Конечно, Мастер! Элермар первым делом потребовал вести подробные записи.

— Отлично. Подготовьте для меня и моих помощников рабочие места. Меня интересует всё: кто слёг первым и когда, как быстро болезнь распространилась, что её сдерживает, действуют ли наши лекарства — всё, что вы успели узнать.

— Понял, Мастер Мальуатт.

— Кстати, почему меня встречаете вы, а не ваш глава?

— Элермар… среди больных.

— Как?

— Никто не знает, — Мирослав заметно нервничал, хотя за маской этого почти не было видно. — Нашей защиты достаточно, чтобы сдержать даже чумное поветрие, а тут не помогла.

— Но вы остались.

— Да, мы остались. А как иначе? Это наш долг. К тому же… — и мужчина показал в сторону оцепления. — У меня только половина ключа от них. Вторая, как понимаете, у главы. Если кто-то из нас двоих подхватил недуг или даже умер, это значит, что мы не справились и будем оставаться здесь оставшуюся половину месяца. Пока не разберёмся или болезнь всех нас не выкосит, — Мирослав неловко усмехнулся.

— Разберёмся, — Мальуатт кивнул. — С помощью Аунайри-Хранителей разберёмся.


    Мастер-лекарь отложил в сторону журнал лечившего одного из сооснователей артели врача и помассировал виски. Что-то не складывалось.

    С одной стороны, заболевание явно подцепили в пещере. Но что могло его спровоцировать? Грибная пыльца? Минеральная взвесь? Насекомые? Гнилая еда? Нет, казалось, не было ни переносчика, ни источника заразы. Кроме того, незадолго до вспышки в той шахте уже работали…

    Хорошо, что дварф, Барди, кажется, сразу же отправил гонца в форпост. Местные лекари успели вовремя, как раз перед вспышкой. Сверра спасти не удалось, он умер меньше, чем через несколько дней после начала наблюдений. Среди всех прочих его болезнь протекала наиболее стремительно и ярко, оставив после пышущего жизнью дварфа обтянутый изъязвленной кожей костяк. Может, дварфы более уязвимы? Не похоже.

    Задумавшись, Мальуатт встал из-за стола и начал ходить из угла в угол. Наполовину истёртый мел лежал у края доски, где эльф писал озарения и гипотезы.

    Итак, сначала. Первым заболел Сверр. По словам очевидцев, у него началась рвота, потом лихорадка, потом выделения с кровью, сползающая от прикосновений кожа и стремительное исхудание... Дварф как-будто начал гнить заживо. Следующими заболели те, кто с ним контактировал и кто вытаскивал из пещеры конструкта. Тяжелее всех — Барди. Кстати, зачем они это сделали? Надо будет спросить. И где сейчас этот конструкт? Он может быть заразен. Надо уточнить.

    Всего за полтора квинта скончалось, не считая хозяев артели, шестеро шахтёров. Все — тяжелобольные. Почему одни умирают за несколько дней, некоторые — за квинт, а другие только страдают расстройством желудка и кишечника? Поражения глаз, слуха, язвы и кровавые выделения опять же только среди последней категории. Гниение заживо… Стремительная проказа? Нет.

    Болезнь слишком различна в проявлениях. Для такого узкого сообщества, как артель, не должно быть настолько заметных расхождений. Будь она фатально смертельной, погибло бы уже больше половины. Надо проверить, чем отличаются умершие от живых. Найти взаимосвязи в журналах лекарей и дополнительно рассмотреть дневники погибших братьев. Жаль, обойдётся без вскрытия тел… Если только кто-то не умрёт.

    Мальуатт остановился посреди шага. Взял со стола защитную маску. Элермара тоже надо посетить. Столько дел!


    Отчасти эльф надеялся на помощь от своего Хранителя, но пренебрегать средствами защиты не стал. Маска с клювом, внутри которого лежали пропитанной специальными составами вата и угольная пемза, плотный халат и перчатки, препятствующие любому движению воздуха между внутренней частью одежды и внешним миром. Мальуатт взопрел и чувствовал, как медленно варится в этом балахоне.

— Зачем вы доставали конструкта из пещеры?

    Горняки откровенно нервничали:

— Так ведь ежели мы его потеряли бы, нам зарплату урезали б!

— Барди приказал, а уж как осерчал-то!

— Какой горняк бросит товарища в беде? Эта железка… Она как-будто живая, вот я и вызвался.

    Помощник эльфа из местных лекарей дотошно записывал ответы тяжелобольных. Следующим был барак, где лежали магомеханики.

— Зачем вы продолжили контактировать с конструктом?

— Он в ужасном состоянии! Там сломаны все заклинания, и разряжены накопители, словно, ну я не знаю, он несколько лет без обслуживания стоял на складе. Нам надо было понять, что с ним случилось, и выставить счёт!

— Мой коллега прав во всём, кроме счёта. Скалобой действительно изношен в магической части. Механические детали в относительном порядке… То, что он стоит на ногах, заслуга именно механики. От магии в конструкте остались только обрывки.

— Кто заболел? Ван-До, Хю-Силь, Алис'Тиараль. Они дольше всего занимались «начинкой» магомеханизма. Я, как почувствовал дурноту, больше к нему не подходил. Но всё равно лежу вместе с остальными! Все мы здесь лежим. Мастер, может, вы скажете, чтобы нас отпустили?

— Умолкни, ты хоть знаешь, что такое карантин?

— Да знаю… Но чем мы хоть болеем, а?

    Мальуатт усмехнулся. Магомеханики хотя бы образованнее рудокопов. Закончив с ними, он отправился к заболевшему коллеге, тоже, как оказалось, эльфу.

— Боюсь, мы имеем дело не с обычным заболеванием, — Элермар криво улыбался, показывая язвы на руке. Мальуатт осторожно рассматривал их через увеличительное стекло. — Я учился у Мастера Велариона, поэтому мог что-то упустить в отношении материальной составляющей…

— Мессир Веларион, знаю-знаю… Разум сильнее материи, воля формирует реальность. Но потом тело берёт разум в заложники примитивными стремлениями к удовольствиям. И эта борьба вечна.

— Если вас заинтересует, я приобщался к вашему светочу знаний, Мастер Мальуатт. Свою диссертацию в Академии защищал именно по вашим трудам.

— И насколько успешно?

— Достаточно, чтобы оценивающая комиссия выдала мне звание бакалавра.

— Вот почему у вас такие требования...

— Так вот, кроме этих язв и тошноты больше никаких проявлений болезни не было.

— Может, другое подхватили?

— Нет, именно то же самое, чем страдают остальные. Но жар чувствую только в руке. И… собираюсь её ампутировать. Чувствую, что она меня отравляет.

— Отравляет? Это новое описание. А как они возникли, — Мальуатт показал на язвы, — точнее, когда?

— Несколько дней назад. Балахон не снимал, конструкта не касался. О… Для вас не новость.

— Уже выяснил. Он заразен. Шахту запечатали тоже по вашему приказу?

— Да, Мастер. Посчитал, что поветрие исходит из неё.

— Вы хорошо поработали, бакалавр, — сказал Мальуатт, поднимаясь и собираясь перейти к другим больным. — Если что-нибудь вспомните или посчитаете важным, сообщите.

— У конструкта убита вся магия, — сказал заболевший лекарь и скривился, видимо от боли. — Духовное тело моей руки… тоже в плачевном состоянии.

    Мальуатт замер. Совпадение?

— Я вернусь, — пообещал Мастер и вышел из палатки.


    Осмотр тяжелобольных показал, что их язвы похожи на ожоги, а не на поедающую изнутри гниль. Следовательно, всё прочее тоже могло быть только ожогами. Очень медленно возникающими ожогами. Медленно, но неотвратимо.

    Неужели действительно у заболевания духовная природа? Конечно, хоть ту же чисто телесную хворь, как сифилис, можно вылечить чистой магией, но для этого надо знать, что и где лечить. А здесь как? В чём причина? К тому же у таких болезней было другое, более привычное слуху название — проклятия.

    Почему заболел Элермар, причём там странно? До этого все демонстрировали общее поражение, а здесь отдельная конечность… Надо, надо было брать с собой дипломированного мага! Но кто поедет туда, где нет ни одного постоялого двора на дни пути окрест? Да ещё в посёлок заболевших какой-то разновидностью чумы. Магической.

    Мальуатт в раздражении так сильно сжал мел, что сломал его пополам. Судя по начерченному на доске, всё укладывалось в гипотезу о проклятии.

    Первыми заболели непосредственно прикоснувшиеся к источнику зловредной магии в пещере. Наиболее остро поражение духовных и физических тел протекало у тех, кто дольше всех был в той шахте или рядом с её изначальными жертвами.

    Средняя тяжесть наблюдалась у второй волны заболевших. Они подхватили проклятие в ослабленной форме, хотя, если интуиция эльфа не обманывала, оно могло накапливаться. Среди тех, кстати, были могильщики — те, кто сжигали тела умерших. Дварфийский похоронный обычай...

    Все остальные получили болезнь в лёгкой форме. Все, кроме Элермара. Он выпадал из общей картины.

    Впрочем, был и ещё спорный момент. Если это заболевание обладало магической природой, то почему оказались эффективны защитные балахоны? Зачарованные? Так нет же, самые обыкновенные. А если заболевание несёт в себе и материальный, и духовный компонент, который друг без друга не действует или действует в ослабленной форме? Ох, Аунайри, хоть бы это так и осталось гипотезой!

    Собравшись с силами, Мальуатт снова покинул свою палатку и направился к Элермару. Надо было прояснить сомнения. Из всех присутствующих достаточными знаниями обладал, увы, лишь он один.


— Кажется, теперь я понимаю, — бакалавр покачал головой. — Проклятие… Пёсья кровь, как так-то?

— Чего необычного ты касался в последние дни перед тем, как заболел? — Мальуатт наклонился над койкой. — Если я прав, это и есть источник. Понимаешь?

— Понимаю, — Элермар скривился своему отражению в защитных стёклышках маски. — Была одна вещь… Я отдал её магомеханикам.

— Что?

— Они убедительно попросили. Их заинтересовал образец каменной смолы. Её, э-э-э, принёс Сверр.

— Каменная смола? Уголь или асфальт?

— Что-то совершенно другое. Я держал в руке и могу сказать. Минерал для своих размеров тяжёлый. Очень. И… Я что-то тогда почувствовал, но не осознал, что именно.

— И после этого открылись язвы.

— Нет. Я брал его в руки несколько раз и даже пробовал почувствовать его магическое отражение.

— И как?

— Волшебник я посредственный, — Элермар слабо улыбнулся, — но ощутил слабый… Ветерок, да, ветерок. Камень истекает магией. Собственной магией.

    Мальуатт замолчал, после чего раскрыл ладонь и сгустил над нею целебное заклинание.

— Пока я не ушёл… Лекарь Элермар, ты согласен на вмешательство в твоё духовное тело?

— Так полагаю, от меня потребуется записать процесс? — эльф сел и кивнул со всей решительностью. — Я готов, Мастер. Делайте, что нужно.

    Мальуатт сосредоточился на внутреннем зрении и, нащупав прорехи в духовном отражении руки, стал их зашивать магической иглой. К чести Элермара, за всю операцию он не издал ни звука, хотя и побелел от боли.

    Мастер-лекарь надеялся, что этого хватит. Материальную часть проклятия можно побороть и без подбора уникального для неё лекарства. Только влей магии побольше в поражённое место, и позаботься, чтобы она прижилась. А материя… Вынужденно изменится.

    Если получится, так удастся спасти всех, кто заболел, кроме самых безнадёжных. Здесь, на окраинах Фронтира, им могло помочь только чудо. Сил всего лишь одного эльфа, даже Мастера, не хватит. На коллег по ремеслу Мальуатт даже не рассчитывал. Они и так делали всё, что было в их возможностях.

    Найти главу группы магомехаников не составило труда. Гоблин находился в том же бараке, где и остальные его подчинённые, только этажом выше. Глава группы ранее также осматривал вытащенный из пещеры конструкт, но недолго, поскольку кроме повреждённого устройства в обслуживании нуждалась и остальная маготехника, так что ему ещё повезло.

— Здравствуйте, господин Мальуатт, — гоблин вежливо поднялся из-за стола, заваленным не то чертежами, не то документацией, и приподнял головной убор. Худоватый, с резко очерченными скулами, цепким, но доброжелательным взглядом, выглядел он лет на сто — сто тридцать. Разве это возраст? Самая зрелость, пора великих свершений.

    Эльф помедлил и спросил:

— Мы где-то встречались?

— Только если в Сва-Локе четыре года назад. У нас в цехах было мероприятие среди младших инженеров, вы приезжали. Но к вам я тогда не подходил. Кхм, простите, не представился. Меня зовут Таишра.

    Лекарь усмехнулся и покачал головой:

— Мастер Мальуатт. Можете просто по имени. И всё же я вас где-то видел. Лицо знакомое… Ладно, не важно. Есть время, чтобы обсудить несколько вопросов?

    Таишра огляделся на рабочий стол:

— Сейчас только всё уберу…

    Гоблин справился быстро, словно ждал посетителя с минуты на минуту. Сев напротив эльфа, он положил руки на стол и сцепил пальцы:

— Я вас слушаю, Мастер.

— Хорошо. Как себя чувствует?

— Если не учитывать, что половина подчинённых заболела, — улыбка у него вышла натянутой, — то так-так. Ни рвоты, ни лихорадки. Если бы я знал, что конструкт тоже опасен, то подождал бы защитных балахонов, как у наших лекарей.

— Почему считаете, что они бы помогли?

— Лекарям же помогают.

— Верно... Вы не заметили ничего необычного при осмотре конструкта?

— Если не брать за необычное почти полный распад управляющего Образа и связующих контуров, то нет.

— Поясните.

— Ох… Мастер, вы же знакомы с азами магомеханики?

— Знаком. Я имел в виду другое. Поясните, что могло, на ваш взгляд или на взгляд консилиума спровоцировать подобное? — эльф кивнул в сторону папки, подписанной как «Предварительные выводы». — Зачитывать целиком не надо, перескажите своими словами, пожалуйста.

— Зачем это вам, Мастер?

— Я считаю, — сделав ударение на первом слове, сказал Мальуатт и едва заметно подался вперёд, — что заболевание имеет двойственную природу. И физическую, и магическую. Вы… Мой коллега, поскольку мы оба работаем на одну гильдию. И мы оба заинтересованы в том, чтобы, во-первых, предотвратить эпидемию, а во-вторых, понять её источник.

— Я понял вас, Мастер, — гоблин нахмурился и придвинул папку к себе.

    Мальуатт внутри улыбнулся, сохраняя сдержанное выражение на лице. Глава группы магомехаников пробежал глазами по первому листу, отложил его в сторону, достал следующий и вновь заскользил по строчкам.

— Позволите не относящийся к делу вопрос? — спросил вдруг Мастер.

— Если он будет в пределах моей компетенции.

— Полагаю, будет, — губы эльфа тронула лёгкая усмешка. — Вы сейчас на какой должности?

    Таишра оторвался от чтения и посмотрел в сторону Мальуатта испытующим взглядом.

— Старший инженер-магомеханик.

— Не тайна, как здесь оказались?

— Всё просто, — гоблин пожал плечами. — Рядом же форпост, а там тоже есть конструкты. С Фронтиром я, спасибо брату, знаком, так что работа здесь меня не пугает.

— А кто ваш брат?

— Герой. Может быть, встречали? Тиаллем зовут.

    Мальуатт моргнул и широко открыл глаза:

— Вот оно что… Так вы братья?

— Близнецы, — с нескрываемым удовольствием ответил Таишра, глядя за реакцией эльфа.

    Тот недоумённо поднял бровь, потом, уже не скрывая, развёл руками в немом вопросе и, вдруг осознав, положил их обратно на рукоятки кресла.

— Один близнец старше другого, какой же парадокс! — лекарь покачал головой с лёгким восхищением в голосе.

— Уже привык и не жалуюсь, что герой он, а не я, — гоблин сложил листы вместе и снова сцепил пальцы в замок, но пляшущую на уголках губ улыбку скрывать не стал. — Так-так, что насчёт конструкта… Предполагаю, что тот находился в чрезвычайно сильном магическом поле. Его источник в пещере, которую опечатал бакалавр Элермар. Однако это поле не связано ни с небесными дугами, ни с земными лейлиниями. Его не должно здесь быть.

— Значит, вы работаете именно над этим?

— Да, это наша вторая задача кроме изучения повреждённого Скалобоя и ремонта арендуемых артелью Сверра и Барди магомеханизмов.

— Хорошо… Тогда другой вопрос: что порождает то сильное магическое поле?

— Ну вы спросили, Мастер! Для этого нужно зайти в пещеру, что сделать, пока в лагере болезнь, невозможно!

— Тогда покажите образец минерала, который изучал лекарь Элермар.

    Таишра слегка вздрогнул. Мальуатт подался вперёд.

— Теперь вы поясните, Мастер, зачем вам это надо, — гоблин снова сцепил пальцы в замок.

— Хорошо… Как я уже говорил, наше неизвестное заболевание двойственной природы. Есть хвори, где сильны телесные проявления. Есть духовные хвори. Есть умственные нарушения и повреждения, ни с телом, ни с духом не связанные. Сифилис, оспа и чума — это болезни тела, которых лечить надо материальными компонентами. Подобное против подобного, у вас же в магомеханике схожий принцип?

    Таишра кивнул.

— Духовными недугами часто страдают те, кто много занимается магией или живёт в насыщенных магией местах. Когда незримое тело разрушается, его материальный двойник… — Мальуатт осёкся, усмехнулся про себя и попробовал объяснять понятнее. — Если взять ближайшую аналогию, управляющий конструктом Образ сломался — сломается и сам магомех. Тремор конечностей при ясном рассудке, параличи временные и постоянные или наоборот, спутанность сознания или сумрачное состояние у пышущего здоровьем колдуна — с этим я сталкиваюсь чаще, чем хотелось бы. Третьи же… Мастер Веларион может рассказать подробнее моего.
    Так вот, господин Таишра. Та болезнь, которая поразила рабочих артели и унесла жизни братьев-основателей, поражает тело и дух одновременно. Следовательно, у неё есть свои… тело и дух. И тот образец, который принесли из пещеры, может, нет, обязан оказаться телом. И мне необходимо узнать, что в нашем заболевании доминирует, материя или магия, чтобы наконец подобрать верное лечение! Вы меня услышали, господин Таишра?

— Услышал, Мастер Мальуатт, — в глазах начальника инженерной группы появился огонёк сдержанного веселья. — Скажите только, что вы подумали, когда я попросил от вас объяснений?

    Эльф досчитал до трёх и покрутил в воздухе кистью:

— Что вы ищете повод отказать. Из слова Элермара я услышал, что этот минерал вас крайне заинтересовал. А что бывает, когда магомеханики чем-то интересуются, всем известно. Вы же простите меня за откровенность?

    Таишра засмеялся и после, смахнув невидимую слезинку, сказал:

— На правду не обижаются, Мастер. Только я думал то же самое, но уже в отношении вас…

— Что?

— Что?

    К середине месяца скончалось ещё трое из наиболее пострадавших от проклятия сияющей пещеры. Остальные, в немалой степени благодаря гильдейским лекарям, встали на ноги и даже просились обратно в пещеры, а то «сушить лес» и «протирать козла» им надоело. Но работа Мастера и магомехаников завершена ещё не была.

    Камень, который принёс ныне покойный Сверр, оказался полон сюрпризов. Даже небольшой осколок в спокойном состоянии источал столько магии, что мог стать «сердцем» любого магомеханизма, избавив от необходимости в обычных кристаллах-накопителях. А если его возбудить, то магический «ветер» возрастал многократно. Стоит ли говорить, с каким блеском в глазах магомеханики создавали чертежи новых конструктов, которые должны были стать сильнее, выносливее и долговечнее, чем любой из уже существующих? «Пусть занимаются, — посмеивался Таишра, — хорошая же разминка для ума».

    Мальуатт не разделял их энтузиазма. Минерал, похожий на каменную смолу, действительно нёс в себе искомое проклятие. Ради того, чтобы доказать, что оно действительно связано с камнем, эльф купил у артели несколько канареек и расставил их в одной комнате на разных расстояниях, а потом, по внезапному наитию, купил ещё нескольких и начал их кормить и поить зерном и водой, которые лежали рядом с подставкой для образца.

    Он не удивился, когда у самой близкой к камню канарейки стали выпадать перья. Она исхудала и умерла за считанные дни. Остальные продержались дольше, но… Но эльф стал чувствовать ту самую лёгкую дрожь собственной магии, когда заходил в комнату, поэтому он, закончив эксперимент, запечатал дверь и приказал на всякий случай покинуть всё здание. Зато нашлась работа для бездельничающих рудокопов — построить новый барак. А вот защитный балахон вместе с маской пришлось сжечь.

    Когда на его глазах умерла птица, в пищу которой он незадолго до этого растолок крошечную чешуйку, Мальуатту стало дурно. Сбывались самые худшие его предположения и гипотезы. Но ведь в округе никто необъяснимо не умирал! Растения и звери не погибали! Да что там? Мастеру вместе с бакалавром удалось вылечить даже тех, чей дух пострадал вплоть до открывшихся язв на теле и дрожи в мышцах! Если магический камень настолько губителен, будучи даже истолчённым в пыль, то почему смерти прекратились? Ведь его крупицы могли стекать в долину с водой, снегом, их мог переносить ветер, в конце концов!

    Вместе с Элермаром, Таишрой и двумя другими магомеханиками Мастер устроил мозговой штурм. В палатке прозвучали самые странные идеи: начиная с разумности проклятия и заканчивая обитанием в пещере настоящего призрачного дракона. Последовательно все гипотезы обсуждались и постепенно отбрасывались, пока не осталось ни одной.

    На следующий после обсуждения они расспросили горняков, от которых узнали, что Барди и Сверр были родом из Кель-Абана и искали в здешних горах некое сокровище. Какое именно, покойные не говорили, но иногда оговаривались, когда думали, что их никто не слышит.

    Взвесив все «за» и «против», Мастер вместе со старшим магомехаником отправили в Сва-Лок свои доклады. Пришедший через несколько дней ответ был лаконичен и ясен: «Карантин снять. Шахту не вскрывать. Упомянутый образец доставить безопасным способом. Если последнее невозможно, сообщить об этом не позднее конца следующего квинта. После выполнения поставленных задач артель сопроводить до форпоста во временное поселение. Сообщить им о частичном расчёте с нашей стороны по взятым перед братьями Барди и Сверром обязательствам. Фэн Жун».

    Пока горняки снаряжали конструкты для отправки караваном в форпост, Таишра вместе с Мальуаттом и со своими подчинёнными решал вопрос, как перевезти магический камень, заражающий невидимым пламенем всё, к чему прикасается сколь угодно долго. О том, чтобы дать его герою и будь что будет, речь зашла один лишь раз и то лишь от безысходности. С другой стороны, нехорошая мыслишка, кто окажется сильнее, проклятие или Хранитель, осталась зудеть на краю сознания, здорово раздражая Мальуатта.

    Решение так и не нашлось, пока Элермар не посетил соседнюю с опечатанной шахту. Принеся с собой свинцовый блеск, бакалавр предложил проверить, как на него отреагирует магический камень. А на вопрос «зачем?» пожал плечами: «Кажется странным, что источник нашего недуга остаётся в пещере. Вдруг это как-то связано с окружающими её минералами?»

    Чтобы добиться ощутимого результата, пришлось целиком обложить образец кусками руды. Спустя день в помещении следов магического «ветра» и проклятия не было. Не появилось их через четыре дня, к концу квинта.

    Сделать шкатулку из свинца предложил один из подчинённых гоблина. Так перевезти образец было бы удобнее и надёждее, чем в ящике с другими кусками. Мальуатт безоговорочно поддержал решение, поскольку представил, как в дороге на какой-нибудь яме коробка неудачно упадёт и магический камень расколется в мелкую пыль, которую вдохнёшь и не заметишь. Не возвращаться же в форпост и тем более в Сва-Лок в защитных балахонах, да ещё в жаркий месяц?

    Нервов поездка попортила изрядно. Рудокопы опасались, что им ничего не заплатят, и за глаза ругали дварфов-братьев. Мальуатт и Таишра были как на иголках и поглядывали в сторону устройства, которое магомеханики соорудили для уменьшения тряски и которое, к тому же, сильно замедляло спуск с предгорий. Герои, застрявшие против своей воли на несколько квинт в лагере, так и вовсе мечтали поскорее закончить со всем этим. Сколько можно-то безвылазно сидеть на одном и том же месте?

    Комендант форпоста принял вернувшихся и искренне обрадовался благополучному возвращению штатных магомехаников и лекарей. Герой с донесением магистрам гильдии магомехаников отправился тем же днём. И снова пришлось ждать ответа.

    Получив деньги за работу, горняки подобрели и стали дружелюбнее поглядывать на своих спасителей, но лекаря вопросами, а точно ли проклятие ушло, буквально вывели из себя. «Его больше нет, вы все здоровы!» — не выдержал в конце концов эльф и, развернувшись, ушёл.

    Позже у себя в комнате до Мальуатта вдруг дошло, почему его не оставляют в покое. Ведь стоило взглянуть на зажившие ожоговые рубцы, на облысевших местами дварфов (даже бороды, и их не пощадила болезнь!), на походку тех, кого удалось спасти в сражении со Смертью, как пробирала внутренняя дрожь.

    Вылечить шахтёров удалось. Но магическое пламя искалечило их так, словно было настоящим. От этого становилось страшно. А если однажды зло сияющей пещеры вырвется наружу?

    В форпосте Мальуатт продолжил расспрашивать местных о преданиях. Неспроста ведь братья Барди и Сверр заложили шахты именно в предгорьях Авалтена. Пусть эльф и не был дознавателем, но он ощущал, что была какая-то тайна, побудившая их пойти на эту авантюру.

    Как и во многих других загадках, помог случай. Один из дварфов-охотников форпоста, вольнонаёмный из кель-абанской деревеньки, за кружкой пенистого эля рассказал о байке, которая ходила среди их общины около века назад.

— Слух тогда прошёл, сталбыть в восточных пещерах нашли алмазную трубку, — немного пьяно говорил дварф, которого все за глаза называли Свеном. Выглядел он и впрямь моложаво для того, кому было больше ста пятидесяти лет. — Я тогда пастушил сутками. Без сна мог обойтись до трёх дней. Весь выпас мне доверяли… Из нашей деревни рудокопы в Кель-Абан уходили через месяц, как это там, вахтой. Мой брат тоже в шахте горбился. А я что? А мне простор и небо подавай, я ж к Творцу тянулся и его искал. Маменьку огорчал, что вечно хожу как блаженный, а я ж что? Вот и выпасал. Волков, кстати мог одной дубинкой разогнать.
    Ах да, слух, точно. Алмазы — это как капельки воды, которыми Он смачивал пышущие жаром заготовки. Кто? Творец же, грю. Великий Творец, когда ковал наш мир, в своей кузне использовал всё то же самое, что и мы, его дети. Но его угли и наши угли — это как земная синева и небесная. Две большие разницы! Хотя называются одинаково. Брат мой тогда, Скальди… А? Не выдумываю я, зачем мне это, сам подумай? Эльфы… А ещё Мастер. Это, меж прочим, одна из наших малых тайн! Только вот нет больше Великой Северной гряды, что до её хранения…
    Так вот, Скальди тогда вместе со старшими рудокопами ходил в самые далёкие забои. Квинт идти по пещерам, представляешь? Зато снаружи хоть снег, хоть буран, хоть дождь, а внутри сухо и спокойно. А с подземными тварями разобраться легче. Мы ж дварфы, чувствуем горы как свои пять пальцев. Даже я, от своих корней отделившийся. В общем, алмазы — ради них несколько деревень собрали две группы по семьдесят горняков. Половина кремень-мужиков ушла со всем скарбом. Провожали за околицу. Я тогда крикнул брату «в добрый путь!». Ох, дурная голова...
    Что тут с моим элем? Ещё нальёшь? Ну давай, а то пересохло в горле. Сколько я тут уже с тобой сижу, полвечера? Да могу и весь вечер, ты хоть и эльф, но мужик, кажись, хороший. Да мне плевать, Мастер или нет, главное, чтобы внутри как гранит был. Гранит — кость земли! Лучшая порода, друг горняка, если только жилу не закрывает. Хе-хе-хе.
    Короче, погиб мой брат. Он был в первой группе, которую завалило, когда они на место пришли. Вторая… Я сейчас тебе это скажу, а ты подумай, только хорошечно подумай! Они помолились за упокой Великому Творцу и вернулись домой. Я ща помолчу и тебе советую. Подумай. Хоть ты и эльф, но пандорец хороший. Помолчим вместе минуты три-пять. Светлая тебе память, Скальди…
    Охо-хо, дошло? Ага, дошло. Вот какого… Какого старшина артели запретил выкапывать собратьев из обвала для достойных похорон? Всегда, понимаешь, всегда, если дварф погибает в пещере, его пытаются достать и вернуть в первородное пламя, в котором Великий Творец ковал мир. А тогда старшина запретил. И я тебе больше скажу, испугался. Откуда знаю? Ха-ха, да я злой был, как невесть кто. К нему домой ворвался ночью с дубинкой и стал охаживать. В пестробородые пошёл… Лихое выдалось время.
    Батюшка с маменькой потом в Поборотим уехали, слишком много горя хлебнули сталбыть. Хотел навестить, да сперва на каторгу меня отправили, откуда я сбежал, а потом… Я и не знаю, где могилки их. Хочу верить, что их пепел развеян над Пандорой, а сами они подле Творца. Хочу верить… А когда Поборотим переименовали? Что, теперь там и дварфов нет?! А откуда мне об этом знать, я же здешний егерь!
    Вообще, между нами, тогда в восточных пещерах Кель-Абана действительно нашли сокровище. Только ты никому не говори. Это были не слёзы Творца и не его пот. Там оказалась зола от углей, которые давали ему жар для творения мира. А ты знаешь, чем приметна зола? Она хранит крупицы того огня, который плавил заготовку в Великом Горне. Хотя ты не дварф, ты не поймёшь тайн нашего народа… Зачем я их тебе вообще рассказываю? Это ж эль, не водка. А эвон как развязало язык, эльфийская ты морда… Ха-ха-ха, шучу я, что мне, тебе лицо бить? Очень надо. Ты ж мужик хороший, нашего брата уважаешь. Уважаешь ведь? Тогда споём давай!
    А? Зовёшь с собой в Сва-Лок?.. А что я там забыл? А-а-а, рассказать магомехам… Гришь, это очень важно? Ну как знаешь. Я в ваших делах не разбираюсь. Охотник хороший, но кого этим удивить?.. Дичь бью в лесах, в ловушках разбираюсь, ну опыт боевой есть…
    Устал я. Дай поспать. Будь ты мужиком, отстань… Завтра уже. Всё, ик, завтра. Что ж так плывёт всё, умат какой…

    В Сва-Лок караван вышел следующим же утром. Свен всю дорогу рассказывал о своих подвигах: и как в холодный месяц медведя-шатуна выследил и поборол, и как с комолом тягался, когда тот поля жечь начал, и как всю деревню дичью кормил, пока урожай не вырос, и как разбойников перестрелял, которые захотели его добычу присвоить. «Главное, на месте не стоять, а то как дотумкают, откуда стрелы летят! Этому я у Гвенира Пестробородого научился», — говорил он, самодовольно поглаживая плечо лука и не замечая взглядов, которых на него бросали герои. Уважительных таких.

    Уж что-что, а на пустобреха дварф не походил ни разу. Особенно, если заметить, как он умело двигался. Видимо, не только стрельбе из лука у пестробородых он научился, но и ближнем бою мог за себя постоять, иначе дожить до первых седин, будучи охотником, не смог бы.

—- Неужели ни разу не хотел на мир посмотреть? — спросил как-то Свена Маульатт.

    Дело было незадолго до поворота на Сва-Лок. Возле перекрёстка стояла магическая башенка, в ажурной сетке над крышей которой колыхалось голубоватое пламя. Дварф, увидев такое чудо, хлопнул себя по бёдрам с громогласным: «О как!»

— А зачем это мне? — пожал в ответ он плечами. — Только ежели в Поборотим, но дык нет его уже. А здесь на мне целая деревня и знакомых до кучи… Здесь моё прошлое. И настоящее, ха-ха!

— Похвально, — эльф улыбнулся и открыл ежедневник.

— А вы, Мастер, что вы? Мир по воле повидали или неволя заставила?

    Мальуатт вздрогнул. Эта проницательность в устах простоватого, казалось бы, дварфа, была уже не первой. И ведь не понять, просто озарение это или цепкий ум, прячущийся под маской непосредственности.

— В один день Аунайри сказали мне изменить свою жизнь. То была неволя. Но принять её или отказаться… Принял я добровольно.

— Э-э, а можно проще, Мастер?

— Если проще… Как бы сказать… Я поверил Хранителям, которые намекнули, что мне будет лучше уехать из родного города в неизвестность. А потом оказалось, что это было к лучшему.

— Эк вы эльфы любите всё усложнять, — заворчал Свен и протёр ладонью тусклую железку на бортике телеги. — А вот у меня всё просто. Лучшая воля — это когда олень бежит на тебя сам. Потому что у него нет другой дороги — ты его неволишь. Но он-то об этом не знает!

— Фатализмом веет.

— Чем?

— Роком. Судьбой. Предопределённостью.

— Ото ж! Мы иногда те же олени в руках самых разных высших сил. Но ты, Мастер, уповаешь на Ану… Ау… Хранителей, — дварф поднял палец вверх. — А я на Творца надеюсь.

Мальуатт лишь усмехнулся.

    Продолжить разговор получилось только ближе к вечеру. Сва-Лок приближался вырубками леса по обе стороны от тракта. Лекарь к такой картине привык — большому городу требовалось много древесины для самых разных нужд. А вот Свен не стеснялся кряхтеть ругательства под нос.

— Как же удивительно всё совпало, — начал эльф, разбирая вещи для ночлега. Караван съехал с тракта и встал кольцом, чтобы защитить находящихся в центре пандорцев. Над кострищем занималось неуверенное пламя с сизым дымком. — Мы оба оказались в форпосте в один и тот же день. Я подошёл к тебе с вопросом, ты согласился всё рассказать, а среди поведанного оказалось то, что было нужно.

— Дык что не так, а, Мастер? — дварф вбил колышек и примерился к другому.

— Какая дороге привела тебя к магомеханикам? Нет ли здесь высшего замысла?

    Свен запрокинул голову:

— Охо-хо-хо! Если я буду об этом думать, то поседею ещё больше!

— И всё же?

— Всё же ему тут… А всё просто. Комендант любит птицу и платит за неё. Вот с головоножьей икрой пришлось повозиться, не люблю болота. А вот за горный мёд мне он пожаловал самострельную игрушку, которую я торговцам Авалтена продал. Дом справил, деревенский амбар обновил. Храму потолки и стены побелили, любо глядеть стало. А то подумать можно было, что в Нижних Валунах живут дремучие пандорцы.

— Горный мёд… На медвелака ходил?

— Ходил, бил, — Свен потянулся за очередным колышком. Это был последний. — Вербиров чую. Перекидышей тоже навострился подмечать. Такие мураши по заднице бегают, хе-хе-хе… Усё, готово. Верёвки натянуть осталось.

— Слушаю и удивляюсь. Редкой ты отваги дварф.

— Пфф, ничего особого, так каждый может, — он махнул рукой и погладил бороду. — А вот против невидимых болезней выходить — это уже подвиг, считаю.

    Потом они ещё говорили за вечерней похлёбкой о разном, но поскольку трогаться в путь предстояло на рассвете, засиживаться допоздна никто не стал. Конструкты безмолвно охраняли стоянку, герои сменяли друг друга. Один раз проехали мимо гружёные обозы гильдии магомехаников, судя по тому, что те крытые телеги светили перед собой и стучали колёсами тише обычного. Мальуатт как раз закончил тогда медитировать и перечитывал свои же записи, вспоминая наиболее важные моменты из обследования поражённых проклятием сияющей пещеры горняков.

    В Сва-Лок они приехали около пяти часов дня. Мастер сразу же направился в ратушу. Шкатулка со смертельно опасным камнем лежала под замком внутри отполированного магомеханического гепарда, следующего за Мальуаттом.

    Всё складывалось хорошо. Ничего важного за прошедшие квинты не случилось. Заседания Совета проходили без эльфа, но вопросы из его сферы ответственности не поднимались. Отчёты о состоянии дел в лечебнице также успокаивали. Можно было раздать поручения и подготовиться к визиту в основной цех к руководству гильдии. Эльфа уже ждали вместе с дварфом-охотником, который разглядывал достопримечательности города под ненавязчивым присмотром подчинённого Мастера-лекаря и постоянно приговаривал не то в восхищении, не то в священном трепете: «Да, батька, это тут тебе не Авалтен».

— Чему так удивляешься-то? — хмыкнул Мастер, когда выслушал сбивчивый рассказ дварфа о его впечатлениях.

— Так ведь дома здесь ух! Улицы — ах! Крыши — во! Конструктов как грязи! Это же просто… А! — Свен ударил кулаком по ладони и развёл руками. Всё его лицо выражало смешанные эмоции: — Я б обезумел так жить. Для меня и Авалтен большой город, а это… Городище!

— Понимаю, хе… В Пандоре есть города крупнее.

— Да быть такого не может.

— Клянусь, Моргор ещё больше, богаче историей и красивыми видами. Ринд-Куил — шедевр современной архитектуры. Про Сольвейг много слышал, но предпочту восхищаться его картинами на расстоянии.

— А мир-то вона какой большой, оказывается, — Свен покачал головой и с вопросом посмотрел на эльфа. — Куда мы сейчас?

— В резиденцию гильдии магомехаников. Они хотели бы услышать о тех малых тайнах.

— Ну веди, тут твоя воля. И их неволя.


    Из окон третьего этажа гильдейского дома открывался вид на площадь перед цехами района магомехаников. Там вовсю кипела работа: разгружали приехавшие повозки и грузили опечатанные коробки на телеги, ходили грузчики и писари. Над складами дрожало марево раскалённого воздуха, скрадывающее очертания далёких зданий, магических башен и крупных дымовых труб.

    Несмотря на стоящую за окном жару, в коридорах было прохладно. Мальуатта и Свена провели до просторной залы и попросили немного подождать. На удивление, охотник ничем не показал своего невежества в этикете и того, что для него всё это в диковинку. Эльф же гадал, кто именно из высших чинов гильдии их примет. От этого зависело, что говорить и как.

    Отполированный гепард, улавливая мысли хозяина, улёгся рядом с креслом и уставился немигающим взглядом на вырезанный из цельного куска горного хрусталя столик с закусками. Сыры, орехи, мёд разных сортов… Игристое вино.

    Лекарь внутренне поморщился. Писал же, что приедет не один, а с дварфом, говоря начистоту, из глубинки. Зачем надо бросать пыль в глаза?

    В дверь деликатно постучали. Она приоткрылась. Внутрь заглянул некий гоблин в чёрном жакете и зелёной, умерено украшенной рубашке. Он крякнул не то от досады, не то от натуги, и улыбнулся с хитринкой:

— Кхе-кхе, простите, опоздал немного… Можно ведь зайти, да?

    Свен открыл рот… И промолчал, сморщив лоб.

    Мальуатт встал и кивнул головой:

— Здравствуйте, магистр Генджис. Рад видеть вас в добром здравии.

— Да сидите, сидите, молодые вы мои, — гоблин засеменил к своему креслу и с оханьем уселся напротив. Его взгляд по-прежнему оставался с искорками загадочного веселья. — А я-то как рад видеть вас обоих в добром здравии. Особенно тебя, Мальуатт. Не захворал, загадочное проклятие лечащи?

— Хвала Аунайри, обошлось. Наш общий гений добился успехов в его исцелении, магистр.

— А вы, молодой дварф, что скажете? — Генджис словно не услышал слов Мальуатта, целиком и полностью глядя на Свена с прямо дедушкиной заботой.

— Я… Просто охотник, меня попросил ваш… Мастер рассказать о том, что знаю, вот, — сбивчиво ответил он и посмотрел на товарища с немой просьбой о помощи.

— Это хорошо, я всегда радуюсь, когда узнаю что-то новое, — гоблин едва не хлопнул в ладони и вдруг снова повернулся к эльфу: — Дорогой друг, ты же ведь привёз животрепещущую, как сердце канарейки, загадку природы?

    Мальуатт кивнул в сторону отполированного конструкта.

— Превосходно! — магистр гильдии магомехаников присвистнул. Гепард, вздрогнув, встал на ноги и подошёл к гоблину. Сделанный в его груди тайник открылся.

    Генджис подержал в руках шкатулку:

— Тяжёлая, а уж какие беды таит внутри… А теперь поговорим друг с другом совершенно серьёзно, как взрослые пандорцы, — напускное веселье пропало, словно его и не было. — Мальуатт, я не поверю, что у тебя нет заготовок для разговора со мной или Ильэльнаей. Свен… Ты знаешь слишком многое для простого охотника. А я всего лишь магистр гильдии магомехаников, который теперь много и тяжело думает о нашем общем, кстати, будущем.

    Пожилой гоблин положил шкатулку на стол и окинул ладонью поднос с вином и закусками:

— Угощайтесь, подсластим же предстоящую беседу!

    «Это будет очень долгий разговор», — вдруг понял Мальуатт и мысленно вздохнул.

    Как это не назови: магокамнем, «золой Творца» или даже патерплюмбом, сиречь «отцом свинца» по мнению Таишры — суть не менялась. Зло сияющей пещеры не должно было её покинуть. И Мальуатт собирался сделать всё, чтобы убедить в этом своих патронов.

    «О, Аунайри, помогите мне!»

    Комендант форпоста встречал новых поселенцев и командовал, куда кому заселяться. Груз свежевыструганных досок отправился на место, где вовсю возводили второй этаж ратуши.

    Всюду, куда ни кинь взгляд, что-то да строили. Как грибы после дождя появлялись приземистые, но добротные дома, работящие дварфы мостили улицы, копали колодцы, ходили с саженцами деревьев и возили связки кустарников — чувствовалось эльфийское влияние, но в меру. Ремесленные мастерские и торговые лавки несли на себе отпечаток гоблинских рук, строительство первой общей школы заканчивалось быстрее храма.

    После возвращения Свена из Сва-Лока, жизнь в окрестностях изменилась. Гильдия магомехаников заинтересовалась разработкой собственных рудников и приисков в окрестных горах, для чего потребовались крупные вложения и создание шахтёрского посёлка. Впоследствии — самодостаточного. А это уже не просто деревня, это городок.

    Всё складывалось благополучно. Нашлись и деньги, и Сферы, и, самое главное, пандорцы. Наверное, горняки артели Барди и Сверра даже не предполагали, что станут сооснователями нового поселения на Фронтире. Некоторые, конечно, вернулись домой, но большая часть приняла щедрое предложение и возглавила добычу в самом крупном серебряном карьере на северо-востоке. Не золото, о котором грезили в самом начале братья-авантюристы, и не алмазы, но тоже весьма прибыльное занятие. И престижное.

    Окрестные земли обследовали лучшие геоманты и нашли множество залежей полезных ископаемых. Леса баловали зверем, местные речки — рыбой, а пашни соседних деревень спокойно могли прокормить новых и местами шумных соседей. В обмен новый городок стал поставлять деревням самый различный инструмент; словом, торговля налаживалась.

    Свена выбрали в совет совершенно случайно. Тогда как раз зашёл вопрос о том, как городок будет называться. После полудня громкой брани на площади перед строящимся магистратом кто-то наконец крикнул: «А пусть наш мастер решит!» То был старейшина Нижних Валунов — деревни, в которой дварф-охотник жил.

    Народная молва — она такая. Стоит всего лишь один раз прослыть кем-то, как потом не отмоешься; не станет сажа бела.

    Мигом все вспомнили, как он много раз выручал жителей деревни, как кормил в голодные годы дичью и учил юных охотников своему ремеслу, как никому ни в чём не отказывал и, вкратце, ради сородичей жил, а не для себя одного. Поэтому остался бобыль бобылём, за полвека никак не изменился. Ну чем не Мастер?

    О том, как он и в банде пестробородых состоял, и как на каторгу попал, знал только Мальуатт и, наверное, магистр Генджис. Как бы сказал сам Свен, в те секунды он словно превратился в оленя, который мчался во весь опор в неволю, распахнутую перед ним неведомым охотником.

    Толпа спорщиков замерла, ожидая решения одного единственного дварфа.

— Мордхейм, — сказал он и с трудом услышал себя.

    Город возле горы, прозванной Зольной. Город с серебряным рудником и прочими шахтами под сенью хребта. Город рядом с найденным, забытым и снова обнаруженным проклятием, от которого гильдия магомехаников обязалась обезопасить пандорцев, удержать в секрете и сохранить до тех времён, когда оно перестанет быть таковым.

    Возможно, навсегда.

    Генджис листал гросбух, складывая и вычитая цифры в уме. В столбике рядом умножались и делились самые разные комбинации, но устраивающий результат магистр получить никак не мог.

— У тебя есть возражения? — совершенно буднично спросил он молчащую уже полтора часа эльфийку.

— Я разбираюсь с докладами из Ринд-Куила, какие возражения?

— Пфф, я слишком хорошо тебя знаю. Всё ещё обдумываешь моё решение скрыть недавнюю находку?

— Оно-то как раз и понятно.

— Славно! Как же хорошо, что подчинённые Таишры — ребята умные, достаточно намёка, и сами всё поймут. А то, что неверно, так нам же лучше, хе-хе, — Генджис размял пальцы и задумчиво провёл колпачком самопишущего пера по лбу. — Нет, ты всё-таки недовольна.

— Тебе не кажется, что приобретать почти всю гору под наши прииски, как-то затратно и, не побоюсь выразиться, помпезно?

— О, лучше застолбить участок сразу, чем потом судиться с каждым, кому не лень. Тебе охота так своё время тратить? Мне вот нет. Зато-о-о… Зато можно не беспокоиться о заваленной шахте. Главное, нам самим её потом намеренно не откопать, ха-ха!

— Ясно…

— И-и-и…

— Этот магический камень никак не выходит из головы, — призналась Ильэльная и постучала пальцами по столешнице. — Он поражает воображение. Такая сила…

— И-и-и?..

— И я видела, что он сделал с теми несчастными. Всё. Пожалуй. Тема себя исчерпала.

— Ах, моя дорогая сомагистр… — Генджис улыбнулся и подвёл черту под ключевым столбиком. — А не подарить ли тебе карту пещер Зольной?

— Я лучше займусь более важными делами… Съездим на Новый год в Беловодье?

— Прекрасная мысль! Осталось только до него дожить.

    В ответ на это эльфийка усмехнулась и достала очередной конверт с докладом. А ведь это была только самая важная корреспонденция.

***

    Глубоко под катакомбами города, ниже запретных секций Академии и разных тайных лож, в недрах скалы, на которой стоял Моргор, зияла гигантская трещина. И с одного края до другого протянулась канатная дорога, ведущая к террасе, построенной в незапамятные времена.

    Она оканчивалась массивными стальными дверями. Сложно сказать, когда их открывали в последний раз, ведь весь охранный пост выглядел заброшенным. Год? Десять лет? Полвека? Перекрытия и балки прекрасно сохранялись в сухом воздухе пещеры.

    Но сегодня покой и тишину расщелины нарушили. Перед площадкой у самого края обрыва остановилась платформа. На ней стояли двое: дварф и гоблин.

    Странно было их здесь увидеть, посреди всеобщего запустения. Не только пол и балки, но и корпус верёвочного магомеханизма покрывала пыль и мелкая крошка. Как он вообще только работал? Скрип досок и канатов — единственное, что можно было услышать в мёртвой тишине кроме звона в ушах.

    Со всех сторон площадку окружал обрыв, о котором наверху никто не знал. Да и внизу… Насколько глубоко уходят отвесные скалы? Почему их пронизывают авантюриновые жилы? Кто и когда докопал до этой исполинской трещины? Как здесь удалось построить охранный пост и довезти ворота высотой в два человеческих роста? Небось, и толщиной они с кулак.

    Гоблин поднял магический фонарь. Тёплый оранжевый свет потух. В подступившей темноте стены вокруг террасы замерцали россыпью искр, похожих на звёздное небо.

— Красиво, правда? Вниз не смотри, сорвёшься, — сказал старший и схватился за рукоятки на ящике. — Готов?

— Готов.

    Фонарь снова засветил на полную силу. Оба магомеханика перенесли тяжёлый груз на площадку, поставили со скрежетом и выдохнули, переведя дух.

— Там что, свинец внутри? — пожаловался дварф.

— Почти, — отозвался гоблин и хмыкнул. — Не расслабляйся, нам ещё до дверей его тащить.

    В отдалении от канатной платформы доски сменялись чёрным камнем. Металлические набойки сапогов звучали глухо, словно под ногами был песок.

— При-вы-кай, на-пар-ник! — на выдохе говорил старший. — Те-бе дове-ри-ли ответ-ствен-ность… Пришли, о-ох!

— Ох, — согласился дварф и посмотрел на стальное кольцо, висевшее рядом с дверями. И как раньше не заметил?

    Гоблин уверенно подошёл к нему и, оттянув, отпустил. Стальной обруч ударил в дверь с резким колеблющимся звуком, отдающимся дрожью в груди.

    Ничего не произошло.

— А теперь что? — выждав для приличия, спросил дварф.

    Откуда-то из глубины пришёл такой же далёкий звон.

— Теперь возвращаемся, — гоблин хлопнул по ящику и подмигнул. — Скоро выйдет смотритель Хранилища и заберёт нашу посылку.

— А что за смотритель?

    Они возвращались к платформе. Стальные ворота под аркой оставались позади.

— Говорят, один из первых магистров гильдии магомехаников. Или вообще сам лично Первый. Но посуди, сколько лет наша гильдия существует?

— Очень много, несколько веков.

— Ото ж. Ни один пандорец столько не живёт. А героев в то время ещё не было. Так что… Верь или нет, но никто не знает, кто такой смотритель и за чем он следит в Хранилище. Это всё тайна, — гоблин ткнул указательным пальцем вверх. — Вот они знают. А нам только правильно ритуалы надо делать, чтобы всё было в порядке.

— Понял… — дварф почесал в затылке и, внезапно заметив слабый ответ на чёрных камнях, оглянулся.

    Вспышка! Яркие контуры заставленных ящиками стеллажей на фоне бьющего в глаза мрака. Ослепительные круги под закрытыми веками и раскалённое шило в висках, колючим ежом вращающаяся в голове боль.


    Он пришёл в себя уже на платформе. Она медленно поднималась по канатной дороге, а его товарищ мочил тряпку в водке и менял повязку на лбу.

— Ч...Ч-то… — с хриплым присвистом попытался он спросить, но гоблин приложил палец к губам.

— Вот как тебя приложило… Зачем смотрел?

— А-а-а…

— Ничего, пройдёт. Я тоже в первый раз оглянулся. Потом кошмарами мучился… На, выпей. Полегчает.

    Ядрёная водка огненным валом опалила горло. Дварф закашлялся, но потом, резко выдохнув, приложился к фляжке снова.

— Там… Там… Этих коробок… Тысячи… — пробормотал он, обхватив себя руками.

— Всё ещё хочешь узнать, что было в нашей?

    Магомеханики посмотрели друг на друга. Ответ им обоим был ясен без слов.