Предисловие

Сколько лет прошло с тех пор, как я стала героиней? Уж извините за столь грубый подсчёт, ведь мне, как истинной дочери эльфийского народа, надо проявлять аккуратность, выдержанность и степенность даже в таких мелочах. Так-с, это был холодный месяц, двадцать шестое число… Снежное двадцать шестое, мой день рождения как героини и вообще. Тогда был девяносто второй, а сейчас сто девятый. Мда, прошло семнадцать лет...

Сколько же всего произошло за эти семнадцать лет! И обитель некроманта под Оркостаном, и деревня оборотней, и Библиотека, и война с другой гильдией, всего не перечислишь! Хотя, если оглянуться, только эти события, как маяки, освещают мой жизненный путь. Наверно, с подачи Хранителя. Интересно, станет ли эта ночь таким же маяком? Особенно, если сегодня как раз двадцать шестое?

Глава первая. Лай фенека

— Открой дверь, тварь! — и в дубовые доски бьёт топор. Идиоты, отскочит ведь! Хруст свёрнутой челюсти и невнятный вопль подтверждают догадку: отскочил.

— Борк, ты как?

— Ваволфовала, вравь! Тьфу! — а эти дварфы весьма крепкие ребята! Получил обухом по морде, и хоть бы хны!

Бескуд их подери, и через окно не уйти, вон огни с повозок видны! Обложили, сволочи. Весь вечер готовились, наверно, дабы взять меня тёпленькой. Идиоты.

— Ломай! — и снова в дверь впилось лезвие топора. Передвину шкаф, может быть, это их задержит. Бандиты же, почувствовав свою безнаказанность, заколотили ещё усерднее. Хех, теперь можно и колдануть.

Сгусток магии сорвался с пальцев, пронзил астральный план, и на месте прокола вдруг появилась дыра, из которой полезло… нечто. Не знаю, что это было, но внезапно удары прекратились, а следом донеслись крики такой силы, что уши сами прижались к черепу и, кажись, свернулись в трубочку. И-эх, а шкаф-то тяжелый и скрипит жутко. Впрочем, хорошо, что скрипит: заглушает вопли врагов и противный мясной хруст вместе с чавканием.

Звуки за дверью стихли, и я услышала, как по полу кто-то влажно прошлёпал. Гляну-ка я магическим зрением… Вот мерзость! Гнилостно-тёмные тона, пронизанные светлыми нитями, по которым циркулирует выпитая жизнь — классическая картина умертвия. Вот, значит, кто вызвался...

В воздухе наконец запахло кровью из коридора и, кажется, гарью. Да, горящей древесиной. Не удалось загнать в угол и повязать, решили выкурить?! А что трактир сгорит, их не волнует?! Выругаться б... Эх, мне нравилось это заведение.

— Что тут прои… кха! — призванное существо не церемонилось и убивало быстро: парень не успел договорить, как фонтан крови из его вырванного горла заставил его замолчать навсегда. Ну, разве что хрипел ещё несколько секунд.

— Стреляй! — приказал некто с плохо скрываемым ужасом в голосе, и в ответ ему звонко бухнули дымострелы. Вой немёртвого наполнился настоящей живой яростью. Даже мне стало как-то не по себе, но позволить себе раскиснуть я не могла: счёт шёл на минуты, а потолок не поддавался.

Умертвие оттеснило потрёпанный отряд к выходу из трактира и только собиралось прикончить их, как встретило грудью целый рой огненных пчёл. Со спокойной обречённостью энергетический силуэт призванного существа дрогнул и рассеялся, заставив заныть сердце призывательницы.

— Да что б вы никогда не вернулись к Первоэнергии, дети земли! — грязно выругалась эльфийка и мрачно отложила в сторону изогнутый клинок убивалки. За оставшееся время этим потолок не разберёшь при всём желании. Остаётся только одно…

***

Звон разбитого стекла совпал с треском разворачивающегося крыла, и огнепчела прошила воздух в считанных пальцах от причёски. Почти сразу же в окно полетели дымные «перья», но навряд ли в кого-нибудь попали. Хотя нет, всё-таки кто-то словил шальное лезвие и завопил благим матом.

— Зажигательными стреляй! Огонь! — не унимался обладатель зычного командирского голоса, и невидимые стрелки дали залп по тёмному окну.
Громоподобные бабахи ударили по ушам, по стене металлическими болванками зашлёпали огнепчёлы. Пару секунд ничего не происходило, но потом резко запахло алхимическим зельем, и испещрённая стена расцвела огненными бутонами.

— Мать вашу, совсем ум за разум зашёл, запрещённым оружием баловаться?! – не сдержалась Ильэльная и с удвоенной яростью вонзила в потолок марево крыл. Дерево они резали как масло и брызгали щепками во все стороны.

— Выкурим эльфийскую девку! Стрелки, повторить! — приказал главарь, и улицу снова заволокло пороховым дымом. В ответ из окна послышались смазанные проклятия на эльфийском. Потихоньку из оконного проёма потянулся дым, забил неверный свет от крошечных пока язычков пламени…

— А вдруг она не выйдет? — боязливо поинтересовался молодой орк-стрелок, держа дымящееся окно на мушке.

— Куда денется, от магического огня-то? – его напарник не заморачивался глупыми сомнениями. — Тут либо заживо сгореть, либо из окна сигануть.

— А вдруг она через низ пойдёт?

— С дуба рухнул? Через главный ход ей точно не пробиться, зря, что ли, наш маг сеть ставил?

— Ну-ну. Она же эльфка, а они все...

— Не нукай, а за окном следи, фенек-переросток.

Орк помрачнел и вновь уставился на окно через прицел. Однако они прогадали: приглушённый треск, донёсшийся со стороны трактира, сопроводился грохотом упавшей на пол опорной балки, и из окна и провалившейся крыши трактира забили клубы дыма вместе с языками пламени.

— Неужели решила сгореть заживо?-- удивился сосед орка. — Хотя, кто этих бессмертных поймёт… Что это? Быть не может! Стреляй!

Из дыры в крыше выбралась тонкая фигурка, покрытая серебристым налётом инея и, отчаянно кашляя, откатилась с линии огня. Огнепчёлы колючими звёздами пролетели сквозь дым, но ни одна не попала по вёрткой героине.

— Она не должна уйти! Огонь! Огонь на поражение! — выкрикнул главарь, но увидев, что стрелки не спешат выполнить его приказ, выхватил из-за пояса личный дымострел. Секунда, и троекратный «бабах!» эхом загулял по улице.

Девушка же показалась с другой стороны, укрывшись от выстрелов за кирпичной трубой. Она сложила магический, но от того не менее неприличный жест, и пушка в руках бандита раскрылась огненным цветком, в лающем взрыве разбросав во все стороны пчелиные жала. Следом прилетели фиолетово-бордовые кинжалы. Они, словно бритвы, вонзались в тела, распарывали шеи, вываливали внутренности из развороченных животов, но орка-фенека, казалось, хранила сама судьба.

Он, совершенно не обращая внимания на вопли раненных и покалеченных взрывом компаньонов, навёл трубу дымострела в сторону тонкой девичьей фигурки на крыше, озарённой светом пылающего второго этажа, и плавно спустил курок. Отдачи почти не было, хотя при полном высвобождении улья такого быть не могло. Вместо этого земля, небо и горящий трактир несколько раз поменялись местами, а потом камни мостовой ласково поцеловали затылок орка.

Вспышка. Темнота. И красное марево, да глухой шум где-то вдалеке. Шум кровотока в ушах.

Стрелок-фенек открыл глаза. Перед его взором смутно плавали встревоженные лица странно похожих, даже одинаковых, дварфов.

— Давай, давай, приходи в себя! Скорее, жирный боров!

«Я не жирный», — хотел сказать орк, но вместо этого лишь нечленораздельно промычал.

— Хуф, слава Творцу, ты жив! Руки-ноги при себе? Ходить можешь?

— Ха… Хажеца, да… Что… Что это было?

— Сам не знаю! Подкинуло, повертело, грохнуло об камни… Нам ещё повезло: остальные до сих пор ворочаются. Скальника мне на узкой дорожке, я уж думал, что и ты того, не скоро встанешь. А теперь хватит лежать – пора драпать! Сюда стража идёт, с минуты на минуту тут будет!

— А… А контракт?

— Да в задницу контракт, шкуры спасать надо! Правда, без денег мы не останемся: я тут по карманам пошарился, должно хватить на первое время. Вставай!

Орк неловко приподнялся на руках, но едва не упал. Увидев это, дварф, отчаянно матерясь, помог соратнику подняться, подставил плечо, и они оба пошли, тяжело ступая по мостовой.

Зайдя в ночную тень переулка, наёмники остановились перевести дух. Теперь можно было не торопиться: ночная темень надёжно скрывала последних из «Пустынных лисов». Впрочем, у стражников сейчас была другая головная боль: они брали под арест всех тех, кто находился рядом с перегородившими подступы к горящему трактиру повозками. Отдельно от всех вели главаря шайки прямиком к магу-целителю, судя по характерному одеянию последнего.

Остатки банды Фенеков смотрели на происходящее, словно завороженные.

— Что будем делать дальше? – вынужденное молчание действовало орку на нервы.

— Ну… наёмники нашего уровня всем нужны, вдобавок со стволами. Улей-то не посеял?

— Нет, – орк помолчал, ощупал рукой подкладку кожаного доспеха, и спросил: — Я в неё попал?

— Кгхм… Сам-то как думаешь?

— Даже на знаю...

— Да попал-попал, иначе бы она не убралась и добила бы нас всех. Опа, глянь-ка!

Один из нанимателей со скованными позади руками орал стражнику в лицо и показывал головой в сторону того самого переулка. Дварф усмехнулся про себя и тихо добавил:

— Бегом марш!

Две тени растворились во мраке ночных улиц, оставив озарённую светом процессию позади себя.

***

Холодный дождь вперемешку со снегом заливал тракт с тем самым перестуком, так похожим на шёпот тысячи голосов. Эльфийка лежала лицом в грязь, неловко заломив руки. Потоки холодной воды обтекали тело и смывали с него загустевшую кровь, основательно запачкавшую левый бок. Весь лес спал или, нахохлившись, прятался от непогоды в дуплах, норах и в других укрытиях. Даже монстров, и тех разогнала непогода.
Девушка надрывно закашляла и с натугой перевернулась на спину. Глаза открылись с трудом, а уж каких усилий было приложить ладонь ко лбу… на одной силе воли удалось.

«Где это я? — устало подумала Ильэльная. Внезапно закололо левый бок, и эльфийка поморщилась: — И что это со мной? Помню только алую вспышку, и всё».

Она коснулась рубца на животе, покрытого кровяной корочкой. Напротив этой раны в одежде была дыра, так что девушка сразу поняла, что произошло: «Словила огнепчелу животом, то-то энергоканалы в этой области так сильно изнохрачены. Ничего, исцелюсь, не умерла же. Хранитель, поможешь? Ау?»

Яркая вспышка молнии расколола небо на две половинки, и через секунды две невыносимо загрохотало. Прилетевший следом порыв ветра дождём забарабанил по лицу насквозь промокшей героини.

— Ну не, так не годится. Разве это ответ? А… а-а-апчхи! Ой, неужели заболела? Не может быть… Быть не может, ведь так, Хранитель?.

Тракт безмолвствовал, наблюдая за мучениями беспомощной эльфийки. Вот она встала на ноги, едва не падая от головокружения, со свистом втянула воздух сквозь сжатые зубы и медленно заковыляла вперёд по чавкающей грязи.

«Ужас, это не дорога, а клоака! Хм, а леса-то лиственные… Значит, из Аматира я выбралась, пусть в бессознательном состоянии, и сейчас прямиком иду к Синам-Сиджасу. Вот блин… Ночью, да в таком состоянии, да под дождём, я никуда не доберусь!»

«Верно», — холодно заметил разумный обруч.

«Ага, нет бы советом помочь, комментатор хренов! — недовольство было настолько сильным, что даже проявилось на лице в качестве гримасы. — Вот что прикажешь делать с истощённым магическим резервом? Да я даже могилу себе не спле… Стоп, а ведь верно!»

«Пожалуйста», — ещё холодней отозвался головной убор.

Эльфийка едва не упала в лужу, ощутив на мгновение сильную слабость, и взглядом стала выискивать подходящее дерево: «Не годится, не годится: ветви слишком слабые, не годится: ствол погрызанный… А вот этот дуб ничего, вполне подойдёт. Вот только откликнется ли?»

Ильэльная под дождём и резкими порывами ветра, так и норовившими вновь уронить её на тракт, подошла к дереву и прислонилась к шершавой и мокрой коре. Дуб дремал, как и полагалось порядочному растению зимой, пусть и растущему рядом с пустыней.

Эльфийка закрыла глаза, глубоко вдохнула и постепенно отстранилась от всего материального, что её окружало: шум дождя стал стихать, ледяные капли, падающие с ветвей за шиворот, перестали раздражать, порывы ветра стали чем-то несущественным… Вот чувство голода, это да, не покинуло и в состоянии транса, и вынуждало искать, чем бы поживиться. Вдобавок рядом был некто, кому было плохо – родственная душа, нуждающаяся в ласке и заботе.

Ильэльная тряхнула ветвями, пробуждаясь ото сна, недовольно оплела ими мягкое и податливое тело (на землю прокапало несколько красных капель из открывшейся раны) и подняла на высоту, недоступную различным хищникам. Хорошо, что было где пить: вся земля буквально пропиталась водой, и корни с жадностью стали её впитывать. Вот солнца бы ещё, а то голод доконает через пару часов… Впрочем, можно эти часы растянуть, опять погрузившись в сладостную дрёму. В сон…

Эльфийка открыла глаза. Левый бок опять немилосердно жгло, но теперь можно было не беспокоиться о ране: дерево любезно поделилось соками, поэтому пищи было достаточно, ну а кокон из сплетённых ветвей с мягкой подкладкой молодых листьев хорошо сберегал тепло, пропуская, к тому же, свежий воздух.

Ильэльная улыбнулась. Конечно, до эльфа-друида ей было далеко, но такая манипуляция живым растением была выше среднего уровня для народа леса.

Так под стук дождя по ветвям она и заснула, с довольной улыбкой на лице.

Глава вторая. Что было, то прошло?

«И зачем я только согласилась на такой контракт?» — эта мысль нещадно колола виски всё время между сражениями, которые, учитывая фронтирное положение тракта, случались едва ли не на каждом шагу. Хорошо хоть, за последний час их стало меньше, но, похоже, это из-за непогоды. С утра не было ни облачка; сейчас же всё небо в серой мути, и порой сквозь плотные облака нельзя увидеть белого солнечного диска. Дождь, что ли, собирается?

Молодая героиня, совсем ещё ребёнок, зеленокожая орочка привычно коснулась кошеля, рядом с которым висела цепочка с письмом. «Будь благоразумна…» — и как понимать это прощальное напутствие советника? Что в этом письме может быть такого, что попытка сломать печать нежелательна даже для бессмертного?

Дорога стелилась под ногами словно скатерть, и вскоре показался предпоследний ориентир: невысокий холм, забравшись на который можно было увидеть топи Кель-Абана.

Оркесса улыбнулась. Вскоре будет то место, в котором Хранитель постоянно ей помогает. Авось, и до города подбросит, и не придётся по болоту чавкать и всяких гадов бить. Впрочем, была ещё одна причина для ностальгии: именно этот вид впервые открылся ей в первый день геройской жизни. Мда… Всего год минул, а сколько воспоминаний!

Привычно держа дубинку наизготовку, девушка пошла по дороге вверх, и вскоре достигла вершины холма. С него, как на ладони, виднелся Кель-Абан во всей своей красе.

Оркесса приложила руку к глазам и осмотрелась. Вроде бы, без особых изменений: дорога выглядит обычно, сам город тоже, да и колья с насаженными на них преступниками никуда не делись, открывая собой дальние подступы к городу. По-хорошему, возле этих кольев следовало быть вдвойне осторожной, так как некоторые мертвецы имели плохую привычку кусаться, да и обилие дармового мяса привлекало падальщиков, а уж какими отвратительными бывают болотные падальщики, героиня видела и не горела желанием вновь биться с этой мерзопакостью. Но монстров и неупокоенных не было видно, что не могло не радовать: так быстрее до города добраться можно. Кстати, о городе…

Девушка коснулась рукой кошеля. На месте. А письмо? Хм, цепочка на месте, а вот серебряный цилиндр с письмом внутри...

Пальцы хватанули воздух.

Героиня застыла на месте, будто громом поражённая. «Не может быть? Кто? Когда успели?» Глянула себе под ноги, всё с возрастающим изумлением и даже неким страхом повернулась назад, ожидая заметить яркий блеск благородного металла, но всё было тщетно. Письмо пропало.

— Хранитель!!! — яростный крик пробежал по верхушкам деревьев. Словно вестники беды, с ветвей взлетели несколько чёрных ворон, неприятно каркая на лету.

«Да иди оно всё к лешему! — только хотела выкрикнуть девушка, как вдруг поперхнулась: слова застряли в глотке. — Но как же не хочется терять артефакт за это задание, прямо смертельно не хочется! Ничего не поделаешь, придётся искать».

Казалось, что Тракт окончательно вымер: за те несколько минут, пока героиня бежала обратно в сторону Юн-Жута, ни один монстр, ни одно чудовище не напало на юную орочку, словно всех их разогнали эманации вулкана эмоций, кипевших в душе дочери славного народа воинов. С одной стороны, это было хорошо, так как в таком случае догнать вора ничего не мешало, но если и перед вором была такая же гладкая дорога…
Перед очередным поворотом до сих пор спавшее чувство опасности внезапно ожило, колючим ежом заворочавшись в груди.

«Ну что такое, Хранитель? О чём ты меня предупреждаешь?» — как всегда, вопросы остались без ответа, и девушке пришлось пойти вперёд на цыпочках, дабы не нарваться с ходу на неприятности.

Как показали дальнейшие события, это было верным решением: беги она, как раньше, вылетела прямиком бы на мертвеца явно не первой свежести, который пожирал тело какого-то эльфёнка, даже после смерти не разжавшего кулак с… с серебряным цилиндром?

«Монстр убил вора. Как нелепо, но как кстати! Так, главное, чтоб этот неупокоенный не стал жрать руку воришки, а то придётся драться».

Оркесса засела в кустах и стала терпеливо наблюдать за пиршеством монстра. Ветра не было, и растения, в частности, подорожник, пахли так сильно, что напрочь скрывали запах наблюдательницы.

Чавканье и хлюпанье сильно действовало на нервы, прямо как звуки эльфийской «высо-ко-кой» музыки, но девушка терпела, и чем больше она наблюдала за происходящим, тем сильнее удивлялась. Монстр мог быть кем угодно, но не простым неупокоенным. Во-первых, во всех его действиях чувствовалась некая осмысленность. Во-вторых, руку с письмом он отложил в сторону, явно намереваясь съесть в последнюю очередь, хотя в этом какая разница? Ну а в-третьих, после того, как он утолил свой голод (что в принципе невозможно для вечно охочего до жизненной силы), он оторвал пару ломтей мяса… и запихал их к себе в живот. «Внутренний карман», — догадалась героиня, не сумев сдержать брезгливой мины на лице.

Наконец ходячий труп, весь распухший и покрытый многочисленными кавернами язв со склизкими подтёками какой-то жижи, протянул гнилые пальцы к оторванной руке и ухватил кончиками длинных ногтей серебряную коробочку с откручивающейся крышечкой.

Героиня внутренне вся сжалась, ожидая яростного вопля, нестерпимой вони поджаренной плоти, но немёртвый вполне спокойно поднёс коробочку к своим белым глазам и причмокнул ртом.

— Пи… Пи… пись… мо? Пис… пись… мо? — с трудом промычал мертвец, и попытался отвинтить крышечку. — Хочу! Чи… Читать. Хочу!

— Э?

Живой труп поднял взгляд и в испуге стал оглядываться:

— К… Кто? Здесь?

«Нет, нет, нет! Не может быть! Мёртвые неразумны! Может, он сбежавший эксперимент? Тоже навряд ли… Но он явно намного сильнее меня, а, значит, старше по уровням. А на маленьких монстры не нападают. Хуф, хоть это радует».

Девушка вышла из-за кустов и, не обращая внимания за зацепившиеся за полы робы травинки и репейники, спокойно, медленно проговорила:

— Я всего лишь молодая героиня, которой нужно это письмо. Дай мне его, и я уйду.

Мертвец сморщил лицо, словно маленький ребёнок, готовящийся заплакать, и вновь пробормотал:

— Пи… Письмо? Дать?

— Да, дай мне письмо, и я уйду, — вспоминая наставления более опытных в дрессировке орков, чётко выговаривала оркесса, стоя в расслабленной и мирной позе и всем своим видом показывая безобидность и желание обойтись без драки.

— Дать… Не хочу! — взвизгнул неживой, и утробно зарычал.

«Бескуд, а я думала, что у него остался разум! И вообще, почему… Что?!»

Изо рта нежити показались длинные клыки, которым мог позавидовать вурдалак, и живой мертвец, прижимая руку с цилиндриком к груди, прыгнул на героиню. Она едва успела среагировать и откатиться, как в землю, где она только что стояла, впечатался кулак размером в арбуз.

— Убью! — заорал монстр, слепыми бельмами глазам выискивая противницу. — Съем! Хочу!

Оркесса выхватила дубинку и встала в защитную позу, тяжело дыша и оценивая своего неожиданного противника. «Быстр, глуп, но при этом силён и явно не трус. Хотя о чём я? Это же нежить, она смерти точно бояться не будет!.. Я должна победить! Хранитель, помоги!»

Словно в ответ на отчаянную молитву, ударил такой порыв ветра, что пыль полетела вдоль камней, подобно позёмке, а шум листьев напомнил шум дождя.

Мертвец прыгнул вновь как раз в ту секунду, когда героиня отвлеклась на треск ломающейся ветки.

С глухим стуком дерево встретилось с мёртвой плотью, мягкой и податливой снаружи и прочной как камень внутри. Удар был такой силы, что лицо мертвеца размазалось, подобно глиняной скульптуре, а саму оркессу окинуло назад, и она едва не упала на спину.

— Уааа!!! — вой, полный ненависти, разнёсся над трактом, и монстр вновь атаковал, тесня героиню к лесу.

«Бум, бум!» — с таким звуками отмечалось каждое попадание дочери пустыни по телу неупокоенного, но для него это было подобно комариным укусам. Сам усопший махал рукой, всего-навсего пытаясь отмахнуться от назойливой живой, чтобы потом убежать далеко-далеко, боясь того, что шло из самого сердца мира, и что никто, кроме обитателей живой природы и её пасынков-монстров, не мог ощутить: катящейся волны Изменений.

Солнце мигнуло и погасло, оставив обесцвеченные серые тучи наедине с обречённым миром. В небе забили молнии, ежесекундно освещая покинутую Хранителями ойкумену каким-то мертвенным светом, и под ними сражение на камнях тракта выглядело как дань Курносой, бессмысленное и беспощадное действо.

— Верни! Мне! Письмо! — кричала героиня, из последних сил стуча дубинкой по жирному монстру, и каждый удар сопровождался вспышкой слепящего света. Теперь молнии били постоянно, и вся дорога была залита неестественно белым сиянием, но при этом кроме звуков сражения ничего более не было слышно: ни грома, ни шума листьев, ни скулежа забившихся под коряги, в норы, в дупла зверей и птиц — только глухой вой монстра, гулкие звуки ударов да сбитое дыхание оркессы-героини.

«Что вы творите?!» — так и хотелось спросить при виде всей этой картины, но Пандора уже вступила в Обновление.

И именно в этот миг через все преграды и заслоны, через междумирье и астральный план, героине пришла помощь Хранителя, вот только воплотилась мысль сверхсущества в нечто совершенно невероятное. Что же послужило причиной: неизбежное искажение ли, Ветер перемен или целый комплекс факторов, включая привязанную к мёртвому телу душу, мучения которой и поддерживали это противоестественное состояние нежизни и даровали некую разумность? Неважно. Божественная магия обтекла обоих, героиню и мертвеца, и ударила по тракту.

Жалобно пропели камни, от невыносимой тоски пали, трескаясь и рассыпаясь в пыль, дорожные столбики, и внезапно под сражающимися разверзлись земные уста, из которых невыносимо дохнуло жаром и смрадом глубинных газов…

Камни тракта, словно пасть, сомкнулись над головами провалившихся в расщелину, и наступила мёртвая тишина. Мгновение, и судорога прошла по всему обитаемому миру, взметнув пыль с дорог, но хлынувший сразу же дождь прибил её к земле и камням. Зашелестели мокрые листья, по которым звонко шлёпались тяжёлые капли воды; от небес до земли протянулась ветвистая молния и загрохотал гром.

Ливень бушевал недолго: через несколько минут он начал стихать, плавно переходя в дождь, а потом и в тоскливую морось. Вскоре тучи отдали себя без остатка, и небо Пандоры распогодилось, явив миру приветливо светящее солнце. Горожане сначала робко, потом всё смелей стали выходить на улицы, герои опять вернулись на тракты со своими извечными заданиями, в лесах ожило зверьё…

На дороге между Кель-Абаном и Сва-Локом внезапно появилась трещина. Из неё повеяло могильным холодом, запахом гниения и одновременно цветением свежих трав. Так странно было обонять этот, бесспорно, ароматный букет, этакую смесь противоположностей.

Земля пришла в движение, и через несколько секунд на поверхность тракта выкатилась эльфийка. Тонкая изломанная фигурка с покрытыми грязью и засохшей кровью чёрными волосами лежала неподвижно несколько минут, пока порыв ветра не прибил к её носу влажный конверт письма.

— Апчхи! — девушка пришла в себя мгновенно, и через секунду крик боли разнёсся над камнями и расщелиной. Выкричавшись, она села и, прижав колени к груди, едва слышно заплакала.

Деревья и Тракт безмолвно наблюдали за ней, жестом показывая Хранителю «не вмешивайся!» Однако эльфийка довольно быстро пришла в себя и вытерла слёзы тыльной стороной ладони.

— Ненавижу это место. Вечно меня тут убивают. Хранитель, ну чего же ты так запоздал с помощью мне, а? — жалобным тоном проговорила она и, собравшись с силами, встала: «Хорошо хоть, от Обновления в расщелине укрылась, а то кто знает, кем бы сейчас была?»

Над трещиной в дорожном полотне появилось любопытное эльфийское личико, кривящееся от боли в незаживших пока ранах и в треснутых рёбрах. Вурдалак лежал на дне с неестественно вывернутой шеей и с разорванным горлом, вплоть до позвоночника. Запах был соответствующим.

От этой картины девушке поплохело, и она, едва сдерживая рвотные позывы, рванулась к кустам. Зелени её лица мог позавидовать подорожник…

— Чтобы я, да сдалась? — прошипела сквозь зубы героиня, чуток отдышавшись под растущим около дороги ясенем. — Ни в жисть! Так, размазня, взяла себя в руки и пошла вперёд, на поиск трофеев. Подумать только, удача-то какая, завалить монстра старше тебя едва ли не в десяток раз!

Она подобрала дубинку, выпавшую из руки, и вновь подошла к расщелине. С зажатым носом терпеть было легче, хоть рот тоже слегка жгло. Странно, из-за чего? Из-за запаха? Так, по бестиарию у вурдалака ценные глаза и, кажется, череп. Отчекрыжить голову, всего-то делов!

Так она и поступила, и через несколько минут весёлой походкой шла в сторону Кель-Абана, придерживая свой первый крупный трофей и с таким трудом возвращённое письмо.

Глава третья. Непрошеное гадание

Древесный кокон почувствовал желание эльфийки и раскрылся. Яркие солнечные лучи больно ударили по глазам Ильэльнаи. Брр, прохладно!

Девушка заспанно потянулась, улыбнулась солнцу и небу и в красивом прыжке выскочила из уютной лиственной постели. Земля упруго отдала в пятки при приземлении, а древесная кора тепло запульсировала под ладонью. Ильэльная, не промолвив ни словечка, прижалась лбом к приютившему её дереву, поделилась с ним своим прекрасным настроением и обратилась к Хранителю, подняв лицо к облакам:

— Спасибо… Спасибо за то, что не оставляешь меня.

Порыв ветра зашелестел листьями дуба, и в их шёпоте явственно послышалось «пожалуйста».

«Выгнали из родного города ночью на тракт. Надо отомстить оставшимся в живых обидчикам…» — по-эльфийски вычурные буквы застыли на странице дневника, и героиня пошла обратно в сторону Аматира.

Солнце игриво бросало сквозь густые, нависающие над дорогой, кроны деревьев лучи, ложившиеся пятнами света на пыльный тракт, громко пели птицы, кто-то глухо переваливался вдалеке. Конечно же, не обошлось без неприятных помех на пути в лице различной монстрячьей гадости, но ничего серьёзного, что могло бы вывести эльфийку из дорожного транса.

Вскоре растительность пошла на спад, и появились сухие стволы навсегда застывших и обсыпанных песком, как снегом, деревьев. Резкий порыв ветра принёс с собой жар близкой пустыни, и хоть она не была такой же огромной, как Оркостанская, но списывать губительную силу жары было смертельно опасно. Впрочем, пара часов прогулки по мощёному тракту — это не два часа ходьбы по пескам и барханам. Воды на донышке фляги должно хватить до города.

Должно было...

— Куды идём, что везём? — заученно пробормотал стражник, даже не удостоив героиню взглядом.

— Совсем разомлел, что ли? Задницу поднять лень? Служебными обязанностями пре… пре… — стражник оказался совсем не в духе, и его орочья палица пушинкой подлетела с земли:

— Ты вообще кто такая? Да я тебя в город не пущу!

— ...пренебрегаешь… Не имеешь права, кактус зелёный!

Редкие прохожие с любопытством глядели на перепалку, возникшую на пустом месте, но почему-то быстро уходили куда-то по своим делам. Ох, нравы родного Аматира!

— Эгегей, служивый! — один из таких прохожих всё-таки решил вмешаться не в своё дело. — Не гноби эльфку, пусти уж в город!

— А тебе какое дело? — окрысилась девушка.

— Вот именно! — тут же отреагировал стражник.

— Мне, может быть, никакого, а вот советнику, к которому она пришла, ей-богу, дело есть!

— Так ты героиня, значит… — очень нехорошим взглядом уставился орк на собеседницу. — Да что за день такой?! Сначала в ночную смену не взяли, потом на ворота поставили, ну и казнь в это же время учредили! Знаешь?.. Как там тебя?

— Ильэльная, полудурок.

— Так вот, Ильэльная… Катись ты отсюда куды хочешь! Хоть в город, хоть обратно в пустыню. Я всё сказал.

— Э… — но стражник уже отвернулся и освободил проход.

«Что это с ним? Ну и дисциплина... Не на высоте уж точно. Совсем стража распустилась: раньше к одному законнику на помощь сразу же прибежал бы целый отряд, а теперь не развлечёшься».

Вскоре хаотичные ряды домов, перемежающиеся колодцами, раздвинулись, и героиня вышла на базарную площадь. Сейчас на ней было не протолкнуться от народу: давка была такая, что только сверхчеловеческая сила и острые локти позволили девушке пробиться к середине площади, на которой был установлен… помост с виселицами?

— Это что за хрень? — не сдержалась эльфийка, глядя на перекладины с верёвками. Приговор, если таковой вообще имел место быть, пока не осуществился: люди, орки и даже несколько дварфов стояли на плахе с обречённо поникшими головами. Каждому из них сейчас надевали на голову мешок из грубой ткани чёрного цвета..

— Что-что, не видишь, что ль? — прошамкала старушка сбоку и сплюнула кому-то на штанину. Тот повернулся назад с яростным желанием разбить нахалу лицо, но старушенция двинула ему по зубам клюкой, и незадачливый горожанин, зажимая разбитый подбородок, поспешил исчезнуть.

— Вижу, но не понимаю. Бандитов, что ли, казнят?

— Агась, и так с энтими паразитами и надоть! — старуха кивнула головой в сторону помоста. — Совсем распоясались, честному люду жить не дают! И поделом этим мерзавцам: город — священное место! Пусть грабют на тракте, ежели совсем невмоготу! Ан нет, боятся героев. А ты, девочка, как считашь?

«Девочка? Да я едва ли не твоя ровесница, человечка!» — но вслух произнесла другое:

— А кто это вообще такие и за что их вешают?

— Да это банда Фенеков. Как там их? Пустынные лисы, кажись. А вешают, потому что трактир сожгли и со стражей сцепились. Ох, нельзя такому спуску давать! А наш Совет, говорят, склонялся к тому, чтобы этих лиходеев пощадить! Боги, куда мы катимся? Так и вольницей, небось, станем!

Ильэльная еле слышно усмехнулась: «А ты уверена, что доживёшь до этого времени? И всё-таки, справедливость восторжествовала, и трактир отомщён?.. Судя по аурам, да. Хех, достойный конец для подонков».

На помост взошли двое из народа орков. Толпа при их виде радостно загудела. «Ба! Кассар и Будрагча! А где мой собрат и ещё этот мелкий гоблин?»

— Преступная шайка Фенеков, также именуемых как «Пустынные лисы»! — начал зачитывать приговор мэр Аматира Кассар. — Перед лицом нашего города за все свои преступления вы понесёте ответ! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, и я, как мэр, утверждаю его, и это практику, в силе! Госпожа Будрагча, прошу, приведите приговор в исполнение.

— С превеликой радостью, мэр.

Орчиха подошла к рычагу, свирепо оглядела всех застывших в ожидании рывка под ногами бандитов и резко дёрнула ручку. Створки под ногами бандитов раскрылись, и тела до половины провалились внутрь. Бандиты задёргались, забились в судорогах; если кто и обмочился, то это не было видно, а синеющие лица и выпученные от удушья глаза скрывал мешок на голове.

— Мама, мне страшно, — и как испуганный детский голосок пробился сквозь одобрительный гул горожан?

— Спокойно малышка. Не смотри.

— Мама, а нашего папы там нет?

Ильэльная повернула голову в сторону звука, и с каким-то отстранённым удивлением заметила эльфийку, прижимающую голову дочери к животу и с ужасом во взгляде смотревшую на…

— Вам плохо? — участливо поинтересовался кто-то по соседству.

— Нет, спасибо, — помотала головой Ильэльная и снова посмотрела в ту самую сторону, но тех двоих уже не было. Испарились? Ушли?

— Мда… Публичные казни то ещё развлечение. Нужно иметь стальные нервы, чего вам, дочь магии явно не хватает.

«Да что ты о себе возомнил, нахал?!» — возмущённо подумала она и только собиралась разродиться тирадой, как вдруг увидела лицо «горожанина». Он же с недовольством смотрел на безжизненно повисших бандитов:

— К слову, та шайка сплошь состояла из дилетантов, как и наши стражники. Не удивительно, что кому-то удалось сбежать. К чему столько трупов, да как грязно сработано... Вот, помнится, когда Семья напала на Азарок, там они действовали как истинные масте… — эльф скользнул взглядом по девушке и вдруг часто-часто задышал, будто от потрясения. — ТЫ?!

— Что, не ожидал меня увидеть, Руадримиат?

— Н-н-но… Но ведь… Тьфу! Тогда Фенеки ещё большие дилетанты, чем я думал!

— Значит, их подослал ты. Но зачем? Ограбить, убить, просто испортить вечер? Кстати, если последнее, тебе удалось, с-с-собрат. Мне из города пришлось уйти, и ты за это ответишь.

Эльф молчал, и в его серых, словно тысячелетний лёд, глазах ничего нельзя было увидеть, только своё отражение.

— Будешь мстить? — глухо поинтересовался он.

Ильэльная даже растерялась:

— А смысл?

— Ха. Ха-ха. Ха-ха-ха. — несмотря на столь сильное потрясение, эльф быстро взял себя в руки. — Очень смешно, герой.

— Героиня.

— Без разницы. Если вы позволите, я удалюсь.

— Иди-иди, сын магии. Сегодня я добрая.

Будрагча вышла вперёд и, показав на повешенных рукой, громко и отчётливо заявила:

— Так будет с каждым, кто преступит закон!

— А теперь идите с миром, дети мои, и не грешите, — добавил вполголоса Руадримиат и вдруг услышал позади себя тихое хрюканье. Он повернул голову и увидел, как ненавистная недоэльфийка, позор истинных эльфов, зашлась в плохо сдерживаемом смехе.

— Да что б тебя! — совсем по-человечески пожелал он и раздражённо пошёл прочь.

***

Трактир был пуст, равно как и пуста была кружка перед бардом-гоблином по имени Вон. Он сидел в полутёмной помещении и тяжко вздыхал. Его любимое заведение «Гарцующий пони» был нагло спален бандитами, которых только что повесили… если здешние часы не врут.

Гоблин ласково касался пальцами бока семиструнки и думал о том, какая же история или песня сегодня раздастся под крышей трактира, но в голову ничего не приходило, хоть убейся или утопи горе в эле.

— Эгей, есть кто? — донёсся с порога звонкий молодой голос.

— Нет никого, кроме меня и моей хандры, — в тон отозвался бард, мгновенно представив себе возможные сюжеты с этими словами, но… но кому такая история может понравиться, полная уныния и тоски?

— Вон, ты ли это? — радостно воскликнула эльфийка, и гоблин с внутренним содроганием понял, что теперь его депрессия может затянуться до конца жизни: «Нет, нет, нет! Только не эта настырная Ильэльная-рифмоплётка! Не-е-эт!»

Мрачная и тёмная фигура быстро приближалась к покрывшемуся испариной гоблину, отрезая все пути к отступлению.

«И кто из Четырёх дёрнул меня за язык? О, Великие, если она опять начнёт меня пытать своими дьявольскими стихами, я её убью, и пусть потом меня повесят. Но сначала я её убью!»

— Трактирщик, принеси выпить — в горле пересохло! И да, ему тоже налей за мой счёт. Вон, что будешь?

— Цианистый калий…

— Что, что? Извини, не расслышала.

— Отраву цикуты! — выкрикнул бард и уткнулся лицом в ладони.

Посидев пару минут в тишине за дегустацией лучшего из того, что было в закромах сего славного трактира, Ильэльная, к удивлению Вона, не завела привычного разговора о стихосложении, а принялась рассказывать о ночном приключении. Вон мало-помалу втянулся в беседу и уже не предвкушал coup de grace от столь навязчивой оппонентки. Более того, потихоньку его хандра отступила, а в голове начали рождаться сюжеты, которые сегодня вечером можно было бы подать слушателям.

— Вон, что происходило в городе после того, как я… вышла на тракт ночью? Видела горелые развалины на месте «Гарцующего пони», неужели не потушили?

— Пожар был магическим, поэтому сгорело всё, да и на соседние дома перекинулось… Можно? — эльфийка кивнула, и вдруг совершенно неожиданно под потолком таверны заплакала семиструнка. — Пока маги из Серого Ордена получили бы разрешение, пока городские волшебники справились бы с огнём, от города остались одни головешки. Ха-ха, как это символично, из пепла вознёсся, в пепел вернулся, Аматир наш, — резкий крик щипнутой струны, и в мелодии появилась тревога. — Бандитов сразу увели в темницу, и только тогда стало понятно, что творится нечто неладное: дым от пожара стелился по небу, как по потолку или по крышке гигантской коробки, а серые тучи… Да-да, серые! Они казались наполненными внутренним огнём, который вот-вот прольётся на наши головы. Про молнии я вообще молчу. Где там мой эль?

Вон потянулся к гигантский кружке, выглядящей рядом с ним, как ведро, и слегка наклонил к себе, коснувшись губами напитка. Пил он долго и жадно, как странник в пустыне утоляя жажду, и пока он пил, музыка стихла.

— А дальше что? — не вытерпела Ильэльная.

— Уф… Ох. А дальше? Тогда-то все и поняли, что наступает Оно самое. Все, значит, попрятались по домам и подворотням, занавесили окна, короче говоря, всё как положено. И тогда грянуло. Звук пронзительной тишины, как будто ты оглох! Длилось это от силы секунд десять, и закончилось так же резко, как и началось. Ну а потом… Раскат грома, и полил ливень. Он-то и затушил пожар, слава Четырём!
Вон усмехнулся, и убрал семиструнку на стул. Героиня же недоумённо спросила:

— Извини меня… Оно – это то, о чём я думаю? Сегодня ночью было Обновление?!

— Абсолютно верно! Э… Ты чего такая задумчивая?

— Да так… — перед внутренним взором эльфийки вновь появилась картина битвы между оркой и мертвецом, залитая вся мертвенным светом грозовых разрядов в небе. Как бы в тему сейчас была бы музыкальная тема, сыгранная Воном минуту назад! — Приснилось что-то...

— Что?! Что приснилось?!

— Вон? — эльфийка насторожилась, увидев барда в таком возбуждении.

— У нас, у гоблинов, есть… Нет, не поверья, как у орков, и не поэмы, как у твоего народа… О! Научные изыскания, в которых говорится, что сон во время Обновления всегда вещий! Более того, пророческий! Скажи, что тебе приснилось? — пальцы барда щипали невидимые струны, вряд ли осознанно.

— Хех… Вон, по-моему, это уже чересчур. Ты спрашиваешь на такую интимную тему… Я не могу тебе рассказать.

Гоблин вздохнул:

— Ну хорошо. Но имей в виду, что от такого сна отмахиваться нельзя. Он определённо непростой.

Ильэльная задумчиво посмотрела на барда, который выбивался из ряда всех советников, которых она знала, и, пожав плечами, сказала:

— Тогда что это получается? Мой сон пророческий? Но извини, я с детства себя помню остроухой непоседой, а не зеленокожей дикаркой. Эм, извини, Вон, не про тебя сказано. Ты же не просто зеленокожий, а отмеченный даром… Как там говорится…

— Отмеченный Духом творчества, — подсказал гоблин с кислой миной на лице. — Стоит ли понимать твою оговорку таким образом, что ты увидела во сне своё прошлое, но в нём ты была не эльфийкой, а… Дикарка — следовательно орка. Да?

Девушка прикусила губу, пытаясь загасить раздражение, но оно всё-равно сквозило в её следующих словах:

— И что с того? Я-то та, какая есть — перворождённая, дочь самой энергии, а не зверолюбка! А сон… Чего с него взять?

— Как бы объяснить… — Вон потёр виски и тяжело вздохнул: «Что про орков ходят слухи об их исключительной непрошибаемости — это верно, но непрошибаемость высокомерия эльфов превосходит всё на свете!» — Среди моего народа есть те, кому я отчаянно завидую — учёные. И они говорят так: «Наш мир пронизан магией от огненного сердца глубоко под землёй вплоть до удушающих облаков на небе, над которыми даже в ясный день видны звёзды. И эта магия подчиняется своим законам, которые даже нам, гоблинам, помощникам Четырёх Великих Божеств, непонятны». Но некоторые взаимосвязи учёные уловить смогли, например, вот: после крупного Обновления в некоторых местах может возникнуть «эхо»: вторичная волна Изменений. Каким-то образом это связано с пульсациями сердца нашего мира и с его кристаллической структурой. Мои собратья до сих пор спорят о форме кристалла: то ли октаэдр, то ли додекаедр — и всё готовят экспедицию под землю. Кстати, облака, которые во время Обновления закрывают небо, не дают летающим конструктам пролететь сквозь них, что ещё одна загадка-с бытия. Мда…

Ильэльная пару раз хлопнула ресницами, ощутив, насколько Вону сейчас неприятно. А с чего, спрашивается?

— Вон, извини, обидела ни за что, ни про что.

Бард мотнул головой и невесело хохотнул:

— Хех, не надо извиняться, ты не виновата. Просто я чересчур сильно сопереживаю собратьям, которые двигают прогресс в Пандоре. Знаешь, насколько мне хочется порой быть рядом с ними?!

На языке у девушки так и вертелся вопрос: «А что мешает тебе покинуть пост советника и пойти навстречу мечте?» — но она промолчала. Тем временем Вон продолжал:

— Так вот, ещё одним законом, который открыл один из обгероившихся учёных…

— Чего?

— Ну, не все эксперименты заканчиваются так, как задумывались. Иногда происходят досадные накладки с летальными исходами. Так вот, ещё одним законом было… ох, дайте Четверо памяти!.. сохранение матрицы нашего мира перед Обновлением. То есть, если что-то пойдёт не так, мы даже ничего не осознаем и моментально исчезнем, и вместо нас появится копия. Причём та копия даже не догадается о том, что она далеко не оригинал. Впрочем, существует иная теория, гласящая, что все возможные вариации нашего мира существуют одновременно, и Обновление происходит тогда, когда две близкие ветви бытия объединяются или наоборот, расходятся. Таким образом, ты, Ильэльная, можешь помнить себя с детства и клясться Первоэнергией, что была дочерью народа магии, но на самом деле… Да. Вижу — поняла.

Эльфийка зло схватила кружку и надолго приложилась к ней. Наконец она отставила её в сторону, и горящие под потолком огнешары пролили свет на выбитую на дне сосуда изображения лука с колчаном.

— Мда… Я конечно знала, что гоблины могут свести с ума без магии, но тебе это почти удалось сотворить со мной. Это ж каким сумасшедшим надо быть, чтобы до такого додуматься?

— Не более сумасшедшим, чтобы быть героем, — парировал бард, тоже хлебнув эля.

Девушка помолчала, глядя на свои ногти в тусклом свете потолочных светильников, а потом ни с того, ни с сего спросила:

— Вон, а как я выгляжу? Всё та же Ильэльная, которую ты знал?

— Хм… Единственное, что мне показалось странным, так это то, что сегодня ты не мучила меня своими тщетными попытками доказать, что разбираешься в ритме, рифме и поэзии как таковой. Всё.

Прошла минута. Две.

— Мда… — Ильэльная тряхнула головой и глубоко зевнула, деликатно прикрыв рот ладонью. — Спасибо, Вон, за столь чудесную беседу, но я за сегодняшний день жутко устала. Да и ночка выдалась бурной, сам знаешь. Пойду-ка я в комнату, раз моя компания тебе в тягость. Желаю хорошо выступить перед публикой!

— Спасибо, — пробормотал гоблин, не глядя на героиню. — Спокойной ночи. И… Подожди!

Ильэльная замерла на лестнице.

— Эм… Да? Что такое?

Вон нервно сжал гриф семиструнки:

— Ходят слухи, что есть способ убить того, кто отмечен Хранительской благодатью. Пусть связь между Хранителем и героем сильна и разорвать её невозможно, есть время, когда Хранитель и герой настолько отделены друг от друга, что ходок становится обычным смертным. То время Обновления. Если ранить героя и оставить его умирать вне укрытия, смертоносный Ветер Перемен оборвёт нить, соединяющую animus героя со spiritus deiformitas, и госпожа Курносая заберёт несчастного к себе в царство вечной скорби. Такую участь уготовили тебе, — Вон поднял мутный взор, и невидяще уставился прямо в лицо Ильэльнае: — Но разве герой — это тот, кто бессмертен? Великий Враг умеет ждать, ибо тому, над кем время не властно, нет нужды торопиться. И он своего достигнет… Кинь мне монету! Живо!

Что побудило героиню залезть в кошелёк и бросить в раскрытую ладонь гоблина блестящий кусочек металла? Страх.

Вон зажал золотой между пальцев и положил на стол:

— Надо же, рисунок нечёткий! — плечи барда затряслись. — Что ж, значит, то, что я тебе сказал, может быть сбудется, а может быть и нет, — он вновь повернулся в сторону Ильэльнаи, но уже без той мути в глазах. — Согласись, что история хороша, аж пальчики оближешь! Я тебя напугал? Скажи честно, напугал?

Эльфийка с перекошенной физиономией медленно повесила кошель на пояс. О, она многое сейчас могла сказать и причём без единого дурного словечка, но ограничилась лишь пожеланием:

— Хорошего выступления. У тебя точно получится, — и пошла к себе в комнату.

Вон хохотнул, подкинул монету и залюбовался стремительным росчерком тяжёлого кругляша. «А всё-таки, что я ей такого наговорил? По-моему, хорошая история об эльфийке, её дочери и об ошибочно казнённом возлюбленном. И чего Ильэльная так взъелась?»