Вихрастый мальчуган, на вид ещё совсем мелкий, лет двенадцать или около того, на всех парах завернул в узкий проулок и протиснулся в щель между домами, удерживая в руке бесценную добычу, ради которой пришлось почти всё утро караулить возле лавки на рынке — целую головку сыра. Пара хлебных лепёшек отчаянно тёрли по животу и норовили выскользнуть из рубахи, но крепко завязанный узел на поясе мешал побегу.

Паренёк поднырнул под грубо сколоченные между собой доски и очутился по ту сторону забора, в тесном дворике, заставленном сломанными ящиками и забитом прочим хламом, от которого даже старьевщик скривится. Сразу же его прижали к стене чьи-то руки и он ощутил на лице зловонное чесночное дыхание.

— Принёс? — жадно и одновременно угрожающе спросил Телёнок. Сильнее его в шайке никого не было.

— Аха, — выдавил придавленный к каменной стене и покачал сырным кругом. Небольшим, но наверняка сытным. От его запаха прямо слюнки текли.

— Молодчага! Стражу за собой не привёл?

— Неа! — мальчуган замотал головой.

Телёнок настороженно прищурился, посмотрел в сторону тайного лаза и нехотя отпустил парня.

— А кто ещё есть? — первым делом спросил тот.

— Да почти все. Некрасу только ждём... Лепёшку отломи, не будь жмотом!

Мальчуган прижал руки к животу и испуганно посмотрел на бугая.

— Ну как знаешь, — протянул Телёнок и ухмыльнулся. — Хы, трусишь? Тьфу, Фнутя, таким быть! — и он щёлкнул его по лбу. — Делиться надо уметь. И не только когда Некраса скажет, понял? Ладно тебе. Топай...

Стоило мальчугану подойти к холму из ящиков, как он услышал голоса своих друзей и услышал разговор:

— Меня в подмастерье к горшечнику хотят взять, — жаловался Светко.

— А что в этом плохого?

— Ну ты представь, как я этими руками…

— Не ной. Горшечник — тоже неплохо. Или ты всю жизнь хочешь провести на улице?

Мальчуган выглянул из-за ящика и увидел с десяток своих. Тот, кто жаловался, Светко, сидел рядом с каким-то новеньким. Одет тот был во всякое тряпьё, но лицо казалось смутно знакомым. Как и голос.

Мил первым заметил паренька:

— Фнутя, сыр притащил! Вот молодец!

— Ага… А кто это с Светко?

— Не узнал? Некраса.

— А… Почему?

— У неё спроси… Сказала, от дядьки Панаса прячется. Тот её уже полквинты ищет и вчера едва на улице не сцапал. Ух, у тебя ещё и лепёшки! Давай, разгружайся… Тебя одного и ждали.

— А Задира и Витай?

— Они до конца квинта не появятся.

Парни замолчали. Мил кинвул Фнутию и выкрикнул:


— Некраса! Все в сборе!

Новенький улыбнулся и произнёс совсем уже знакомым тоном:

— Вот и хорошо. Кто-нибудь Телёнка позовите, а-то до вечера караулить будет.


Где-то на полчаса все разговоры стихли. Слышно было только голодное чавканье, хлопанье крыльев и мяуканье набежавших кошек.

— Брысь, поганка! — особо наглая мурка с диким мявом перекувыркнулась в воздухе и упала где-то за ящиками.

Некраса нахмурилась:

— Не поцарапала?

— Фнеф, — с набитым ртом ответил Телёнок.

Вскоре всё съестное было съедено и выпито. На сытый желудок и настроение поднялось. Но тут Некраса решила приступить к самому главному — сказать каждому, чем они будут заниматься:

— Светко, пойди к горшечнику. Воровать с твоими руками всё равно не получится, а так ремесло получишь и сможешь нормально жить. Не сидеть и подаяния просить, а честно зарабатывать.

— Я как ну…

— Телёнок, тебе уже заплатили?

— Не.

— Тогда и не надо впутываться. Давно в яме сидел?

Молчащий до этого Мил хмыкнул:

— Некраса, что-то ты сегодня рубишь жёстко. На тебя непохоже.

Девушка посмотрела на него и ничего не ответила, однако это замечание привело Некрасу в чувство. Вскоре все ребята из шайки получили по заданию и разошлись по городу, исчезая в тайном лазу. Во внутреннем дворике остались только Некраса и Мил.

Они оба сидели друг напротив друга. Девушка кончиком сандали скребла по земле. Парень смотрел на неё задумчивым взглядом.

— Так всё-таки, что случилось? — наконец спросил он.

— Дядька не успокоится, пока меня не найдёт, — девушка зябко повела плечами. — А я не знаю, что он задумал.

— Но ты то нас не забываешь.

— Не забываю. Но без меня вы делаете не пойми что. Вот Витая даже в яму бросили за кражу, а Фнутий едва не попался.

— Хех… Скажи, горшечник — твоих рук дело?

— Дядьки.

— И зачем?

— А?

— Зачем, спрашиваю. Витай и Задира к грузчикам прибились после твоих слов. И их бы вряд ли взяли.

— Мил… Сколько мы лет дружим?

— С детства… Но я просто не понимаю, почему ты это делаешь.

— Просто они такие же сироты, как и я. Но у меня есть дядька Панас.

— Вот оно как, — Мил усмехнулся, потёр подбородок и встал с ящика. — Краса, будь осторожна.

— Ты это чего? — девушка опешила.

— Да вот… — парень пожал плечами. — Забудь. Завтра в это же время?

— Ну… Если смогу от дядьки сбежать.

— Угу, понял. До завтра.


Некраса не любила мелких краж, особенно когда в кармане находилась монетка-другая. Мелкие кражи тем и плохи, что за них положено отнюдь не маленькое наказание даже по взрослым меркам. Ну а ребёнок? Много ли ему надо? Особенно тем беспризорникам, с которыми она водилась. Им кто поможет? Сиротам или того хуже, потерянным детям при живых родителях, скатившихся на самое дно трущоб.

За свои неполные пятнадцать лет Некраса успела повидать много чего, чего ни одна «бла-а-а-агародная» не узнает никогда. И даже городские девчата тоже — выгоревшая на солнце, не удавшаяся ни лицом, ни фигуркой, её всегда путали с мальчиком. С Милом она познакомилась лет в шесть… Остальные подтянулись позже. Как говорил дядька Панас, брошенных детей хватает и в других городах Пандоры. Дядька знал, что говорит — сам огого как попутешествовал!

«Вот войдёшь как-то в ворота Стор-Фаена… А там кучеров, стражи и прочего люда тьма! Но больше всего, конечно, в святых городах. Паломники, нищие… Детей с протянутой ладонью никого из бывалых не удивишь. Порой и перепадает кому-то денежка от ходока или благочестивого аристократа… Хо-хо, эта денежка потом на всех делится, — на этом моменте дядька пускал кольцо дыма из трубки и из раза в раз повторял: — Спасибо тому герою. И не знаю, чем я ему приглянулся, но кабы не он, я бы на виселице б или от легочной гнили загнулся. А теперь давай говори, шалопайка, такой судьбины, что ли, хочешь?!»

Некраса вздохнула сквозь зубы и повела лопатками. Розгами дядька сильно не сёк, но так чувствительно, что потом аж сидеть трудно было. Не нравилось ему, что названная дочка с голытьбой уличной бегает… «Ещё попортят», — бурчал он временами, но почему-то не мешал ей продолжать помогать беспризорным. И сам иногда вмешивался, кому-то помогал найти новую семью, кому-то какое-никакое, а ремесло, как с горшечником… Но и злился сильно, слыша от рыночных сплетниц очередные байки о «крысках-воровках».

«Деньги должны быть заработанными! Даже если остаётся только просить подаяния! Это тоже работа, между прочим!»

«Сам же говорил, все места примазанные», — хныкала Некраса, не чувствуя зада. Было неприятно.

«И сейчас повторю! Но всяко лучше, чем до срезания кошелей опускаться! Если кто из твоих малышей попадётся, я ничего делать не буду! И смотри мне!»

— Эй, пацан, куда лезешь! — окрикнул кто-то. Некраса, не думая, отпрыгнула в сторону, и тут же мимо промчалась карета, запряженная конструктами.

— Совсем эти эльфы из ума выжили! — крикнул прохожий. — Людей давить конструктами вздумали!

— А под карету лезть не надо, — огрызнулась какая-то баба с коромыслом. Небось от колодца шла.

Высокие дома в два этажа по обе стороны резко показались Некрасе невозможно тесными. В груди противно заныло; захотелось ринуться в проулок, но, вроде, никто не обратил внимание на какую-то уж явную худобу паренька, которого только что едва не задавили.

Во рту пересохло. Только сейчас она поняла, чего ей повезло избежать. А ведь будь на её месте тот же Фнутя… Ну, покричали бы, повопили да с улиц убрали, чтобы никого не смущать. Те же мусорщики и убрали бы и вывезли на телеге ночью за город и захоронили на общем кладбище вместе с остальными бродягами и бездомными. И то, чтобы нежитью не поднялись.

Некраса поторопилась побыстрее покинуть ту улицу. Дядька жил невдалеке, как раз возле трактира, в котором часто останавливались герои и прочие путешественники. Оттуда можно было увидеть восточные городские ворота во всей красе. Красиво эльфы строили, «на века», как говорил людской голова.

Говорят, если подняться на стену, можно было увидеть весь город и даже заглянуть за магический периметр вокруг центрального квартала города где жили эльфы. Остальные дома за двадцать лет обжили люди. И продолжали обживать, обустраивая покосившиеся дома или строя новые. «До нас здесь всё пустовало. Представь, все эти дома от восточных до западных ворот, всё это было заброшено и медленно разрушалось несмотря на всю хвалёную эльфийскую магию».

Внезапно кто-то схватил девушку за плечо. Сразу же она развернулась и воткнула в мягкий живот выставленный локоть, но тут увидела, кто её держит…

— Нагулялась? — дядька успел поймать её руку и теперь неодобрительно осматривал с ног до головы. — Фу ты, волосы отчекрыжила… Прямо как парень! В платье теперь не нарядить! Что бы твоя мамка сказала, ай!

— Что, в горничные меня отдать захотел?

— А кому ты такая нужна? Сбежишь по первой же возможности… Эх, не научил я тебя уму-разуму! — Панас махнул рукой и отпустил дочурку. — Давай уже… Ко мне друг приехал. Навестил после стольких лет. Вот ему я тебя и хотел показать.

— Я что, тёлочка на выданье?

— А ну, егоза, за языком следи! Не посмотрю, что как родная, всыплю по первое число! Эй, ты куда?!

Некраса отбежала на безопасное расстояния и, не глядя на невольных свидетелей неприятной сцены, показала дядьке язык. Глупо, по-детски, но от жгучей обиды жгло где-то между ключицами и на глаза сами наворачивались слёзы.

— Это ж тот самый герой!.. — только и крикнул Панас в спину исчезнувшей между домами девушке и хмуро пробормотал: — Староват я стал так бегать… Ну вот егоза!



После пирожка с капустой настроение поправилось. Некрасе даже стало немного стыдно за то, что так поступила, но дядька сам хорош… Хотя ладно, всё-таки не следовало с такой готовностью обижаться на него. В конце концов, он же хочет как лучше. И пусть он не папа, но всё-таки заботлив… по-своему. У некоторых и этого нет. К тому же вечереет и на героя посмотреть хочется.

Девушка вытерла ладонь о черепицу, поднялась на ноги и побежала к провалу между домами. Перепрыгнула, мягко коснулась соседней крыши и махнула пальцами по флюгеру. Нагретый петух, над которым кузнец поместил Аринтил, со скрипом повернулся и сразу же уставился клювом по ветру.

Некраса повисла на бельевых верёвках, аккуратно качнулась и разжала ладони. Падать с такой высоты было совсем не страшно и даже привычно. Взвилась пыль, отпечаталась на рубашке жёлтым налётом. Не страшно, всё равно стирать, если только дядька не выкинет «рваные тряпки»… Пытался, понял, что дочку не исправить. Тяга к приключениям — это в крови.

Иногда Некраса думала, кем же были мама и папа. Наверное, одними из тех, кто приехал в открывший для людей ворота эльфийский город на заработки. У кого ни спроси, всё было так же. Коренные хозяева этих земель, эльфы, не то обнищали, не то перемерли от какой-то болезни, вот им и пришлось позвать хоть кого-либо, согласного поселиться в пустых кварталах и деревнях. Наверное, они не ожидали, что людей будет столько, что они заполнят весь город. Вот так тихо-мирно эльфам остался только центральный квартал с их Советом, ратушей и прочим…

Из окон дома дядьки Панаса лился приглушённый ставнями свет. Хм, это он что, для героя свечи жжёт? Зачем? На улице ещё светло же, даром что закат. Вообще, к бережливости приучает, а сам вот-вот возьмёт и роскошью щегольнёт.

Девушка постучалась в дверь. За ней послышались голоса, шум отодвигаемого стула и тяжёлые шаги.

— Кого это… — Панас открыл задвижку и хмыкнул. Следом щёлкнул замок и дверь открылась.

— Ведь себя… А, короче, ладно, — дядька не стал опять учить уму-разуму, чем изрядно удивил Некрасу.

— Ты чего, пап?

— Ох… Да вот просто герои всех насквозь видят. Ну вот на кого ты похожа? Егоза и бодливая козочка, которая по крышам скачет.

— Видел, что ли? — совсем уж насупленно спросила Нексара.

— Себя помню. Тоже бегал… Как только не зашибся насмерть! Черепица ведь такая змеюка лживая, треснет и за собой потянет… Так, тут отряхнуть… Тьфу, совсем из ума выжил. Давай, заходи.

— Э?..

Вид, открывшийся девушке, ничуть не напоминал прежнюю кухню дядьки Панаса. На столе лежала жутко вкусно пахнущая снедь, светился висящий над палочкой камешек, стоял рюкзак, пропыленный похлеще рубашки, но что самое удивительное, на кухне сидел дварф и с самым невинным видом ковырялся в арбалете.

— А! — одновременно и смешно, и нравоучительно сказал бородач, подняв к потолку указательный палец.

— Некраса, это Звенельд. Звенельд, моя названная дочурка, Некраса.

Дварф поднял необычайно добродушное лицо и крякнул:

— Эвон друг тебя как угораздило! А ты, краса неписаная, небось на тракт выходила?

— Как можно! Все знают, что на тракте смерть! — выдохнула девушка и осеклась.

— Для кого смерть, а для кого жизнь, — дварф налил из фляжки в стоящие на столе стаканы какой-то жидкости. Панас к тому моменту поставил ещё один для дочки и табурет вынул из потайного шкафчика. — Ну, за знакомство! Уф! — и опрокинул в себя стакан мутной жижи.

— А это нужно? — шёпотом спросила Некраса.

— Такой старинный дварфский ритуал. Нарушить его — оскорбить страшно! — дядька выглядел необычайно серьёзным и девушка, задержав дыхание, хлебнула.

Немного пощипало язык от страшной кислятины, но в нос спиртными парами не ударило. Спустя пару мгновений до неё дошло, что их и не было вовсе.

— Что это? — глазами с медяк размером спросила она, глядя на желтоватый напиток.

— Какой-то людской напиток с дальнего востока. Харирцы им балуются, вот и я решил, хе-хе, подарочек занести. Ещё будешь?

— Может, квасу?

— О, есть квас? А что ты мне ничего не сказал? — дварф по-дружески хлопнул дядьку по плечу.

— Окрошка тоже есть, но им как-то с такими блюдами соромно стоять на одном столе, — язык у Панаса немного заплетался.

Некраса глубоко вдохнула… Так и есть, они тут ещё и водку распивали. А ей налили какой-то алхимии. Вот точно, у этих взрослых ни совести нет, ничего!

— В общем, девочка, угощайся! — Звенельд убрал арбалет на подоконник.

Стальной наконечник болта в ложбинке так и манил своей нешуточной смертельностью… Казалось, он живой и изнывает от безделья. Дварф проследил за взглядом девушки и хихикнул:

— Её зовут Бьяна.

— Зовут?

— Да… Это очень долгая и запутанная история. Но не застольная, так как там много всякого… Но ты ведь не кисейная барышня, так?

— Обижаешь… Она вся в меня. В лучшие годы, кгхм.

— Что, так же по крышам лазает?

— И в компанию беспризорников собрала. Им помогает. Настоящая шайка, ух!

— О, шайки — это плохо. Сколько я их на своём веку перестрелял… Некрасиво это, особенно когда на тебя безусые юнцы. А уж на девок рука вообще не поднимается. Но на тракте как на тракте. Приходится делать всякое. Но за всё я буду держать искренний ответ перед Творцом, так что… Вот тебе кусочек оленины. Лучший маринад, между прочим!

Некраса кушала и молчала, внимательно следя за беседой старых друзей.

— А вот помнишь Гастион?..

— Как не помнить? Меня там за кражу удушить хотели.

— Ха-ха, но стоило им показать геройскую грамоту, как сразу же морды скривились, но отпустили с миром!

— Удивляюсь, что нас с тобой во второй раз пустили…

— А что поделать? Никуда им не деться. Но и тебе наука была знатная.

— На всю жизнь.

— Слушай, девочка, — дварф подмигнул Некрасе. — Такого тебе никто не расскажет… Ай, Панас, ну не могу я! Давай твою дочурку с собой на тракт возьму!

Дядька аж поперхнулся.

— Ты что?!! На смерть её послать верную решил? — спросил он, откашлявшись.

— Тебя я тоже на смерть брал? А ведь ты в кондиции… телом ещё хуже был. И духом тоже. Смотри, как глазками сверкает…

— А меня никто спросить не хочет? — зло спросила Некраса, давя в себе желание встать из-за стола и уйти куда глаза глядят.

— Вот я и говорю, чего ей на тракте делать? — и вновь Панас встал на её сторону, второй раз за сегодня. Хоть желание загадывай.

— Как чего? На мир посмотрит, грамоте научится… И многое другое. А ещё денежку своим присылать заработанную. Я ведь не забесплатно тебя хочу взять. Считай, нанять как оруженосца… Ну там похожее. Спутник мне нужен, а то с ума схожу от одиночества. Целыми днями никакого попутчика, хоть сам с собой говори... — дварф вытер пот со лба и покачал головой. — Не, выпивши лучше ничего не решать. Давай с утра заново спрошу.

Некраса посмотрела на дварфа, на дядьку, снова на дварфа…

— А знаете что… Спасибо за хлеб-соль, но я не голодна. Приятно вам аппетита, господин Панас и Звенельд, — сказала она, встав и на последних словах поклонившись. Но весьма так своеобразно, совсем не подобающе для скромной девицы на выданье.

— Ну характер! Огонь! — восхитился Звенельд и поставил на стол початую бутыль водки. — Выпьем?


Некраса поднялась по лестнице и легла на кровать. Опять было очень неприятно и… зло. На себя в первую очередь. Потому что хотелось на всё плюнуть и уйти из постылого города, но тогда Мил, Фнутя, Витай… Телёнок и Здыбцвет, Светко и Задира, Пакуша и Соломинка — что с ними будет? Телёнок точно в какую-нибудь дурную компанию попадёт. Уже попал почти, только Мил с Витаем вдвоём сумели отговорить. Витай и Задира поработают грузчиками… А дальше? Захотят лёгких денег и на тракт выйдут? Мил… Вот в ком Некраса была уверена, так только в нём. Но и он на всякие авантюры бросался не раздумывая о последствиях. Вместе с Телёнком мешок яблок упёр, едва дотащили до нычки. Хотя нет, такой же дурень, карманником решил заделаться.

Девушка со стоном перевернулась на спину и развязала узел под рубашкой. Грудь заныла, но стало дышать полегче. Ах да, скинуть эти тряпки и посмотреть в ларе, есть ли что нормальное на замену… И впрямь, пропыленные тряпки. Бродяга побрезгует такое на себя напялить.

Сон никак не шёл. Разморенная восточными яствами и напитками Некраса смотрела в потолок и лениво размышляла про себя над предложением героя Звенельда. Всё-таки… Дядька Панас многое не рассказывал о себе. Но теперь понятно хоть становилось, почему он смотрел на её занятия сквозь пальцы. Надо же, сам подаяние просил. Видимо, поэтому стал помогать найденной Некрасой мелкотне. Вспомнил себя в детстве. Хех… Но почему уход с героем воспринимается как бегство? Или хуже, предательство.

Кажется, девушка задремала, поскольку когда открыла глаза, в комнате было по-ночному свежо. Под полом слышалась пьяная беседа. Что-то привлекло Некрасу и она прислушалась:

— ...а что Советы-хреноветы? У нас голоса! Голова, ик, вот! — кажется, это был дядька Панас.

— Слухи бредовые. Вроде ваши эльфы… бу-бу-бу.

— А? Повтори, пжалуй.

— Бэ… К соседним эльфам ездили! А ты чо мне рассказал? К вашему Голове они сегодня… вчера… Уже вчера на похлон… Того.

— Ну и?

— И ну… Я тут же дней пять. Хрень у вас готовится. Вот чувствую.

Некоторое время они оба молчали, после чего раздался звук откупориваемой бутылки.

— Эт хкакая? — пьяно спросил дядька.

— Пятая… Или восьмая? Да я всё пью. Ты даже бутыль не осилил!

— Тише, девка спит…

— Ай… Да...

— Хстать, а чо ж ты её так? Глаз положил? Тьфу, срамота.

— Окстись, человече! Не погляжу, что друг, в глаз заеду.

— Пфф… И все же?

— Да вот хреновое предчувствие. Драпать вам всем надо.

— Чо? Так всем?

— Да… И чем быстрее, тем лучше. Девку я с собой отвезу. Потом о подмоге письма отправлю.

— Гра-а-амотей…

— Выучился? Молчи… Девка-то твоя читать-писать-считать умеет?

— Откуда? У нас тут не Морхор… Академий нет. Да и это егозу за парту не посадишь! Забудь даже! — Некраса прямо увидела, как дядька рукой махнул.

— А вот фиг тебе. Выучусь! — прошептала девушка, жадно вслушиваясь в разговор, но дальше старые друзья говорили только о каких-то им одних понятных вещах. Мелькнуло только пару раз слово «хрень», которая поджидала горожан за углом, но на этом всё и закончилось.

Некраса разочарованно легка на кровать и укрылась одеялом. Подумала о ребятах, которые сейчас спали на матрасах в ночлежке, и ощутила укол совести. Скинула одеяло и, нахохлившись, закрыла глаза.

Вскоре она уснула окончательно.


Проснулась от того, что дядька тряс её за плечо и звал по имени.

— А? — спросонья пробормотала она, но тут наконец разглядела лицо Панаса в утреннем свете и все вопросы застряли в горле.

— Собирайся. Хочешь, не хочешь — а едешь со Звенельдом. Быстро, не теряй времени, быстро!

Казалось, вчерашняя попойка никак не отразилась на дядьке. Он был собран, подтянут и крайне взволнован. Даже испуган.

— Что случилось? — только и выдавила из себя Некраса.

Дядька как-то странно повёл рукой, вытряхнул всю одежду из ларя, пнул в сторону комок с платьями и стал складывать в куль плотный свитер для Холодного месяца, расписную рубаху для выхода в люди, штаны… Ещё одни штаны.

— Эй, это же мои вещи!

— Вот сама с ними и разберись! — вспылил Панас. — Вечно бардак в одежде… А нас ругаете!

— Да что такое, па? Что, бескуда через пятую ногу, за хрень?

Такое заковыристое выражение привело дядьку в чувство. Он усмехнулся:

— У сапожника подслушала? — и тут же помрачнел. — Голову убили.

— Что?!!

— Вернее, его нашли мёртвым. Как сказал наш лекарь, подавился рыбной костью. Голова! Рыбной костью! Короче, на эльфов все думают. Как бы не случилось чего… Собирайся, чего стоишь! Со Звенельдом уедешь, но о твоей шушере я не забуду, так и знай! — дядька казался весьма расстроенным.

Некраса не стала задерживаться лишний раз. За то время, пока она собирала в куль одежду, внизу дядька шуровал на кухне. Поднялся к девушке он с обувью, мешочком с едой и фляжкой.

— Вот… Звенельд тебя не обидит, но перекусить в дороге ты должна. И не спорь. За городом даже воздух другой, тебе может быть плохо… Поедете на телеге. Всё поняла?

— Мил…

— Я же сказал, что позабочусь о твоих, шайтана в третье бескудово ухо, пострелятах! Дура… Извини. Дай обниму на прощание.

Дядька неумело обнял названную дочку и та заметила мутные капельки в уголках его глаз.

— Па, плачешь, что ли?

— Нет! Это глаза… Хм, потеют. Всё, иди… Выросла не в пойми кого такая, ах… Не забывай о дядьке Панасе, дочка, — сказал он со всей душевной теплотой, на которую был способен. Словно пытался додать всю ту заботу и опеку, которую скрывал на протяжении пятнадцати лет… Или сколько там. Десяти? Некраса не помнила свои первые года.

— Пока, папа… — прошептала она, теперь тоже ощущаю ту ноющую боль, которая снедала названного отца.

— Ау? — донеслось со двора. — Есть кто живой?

— Звенельд, ты вовремя! — крикнул в ответ Панас и посмотрев в глаза Некрасе, вздохнул. — Пока, дочка…

Дварф понимающе кашлянул при виде сей картины и сурово, без излишней строгости, махнул вожжами:


— Выезжаем сейчас. Авось успеем. В полдень врата собираются закрыть, слышишь?

— А? Да… Что там ещё узнал? — Панас вновь весь подобрался. Совсем не так, как горожанин. Было в его движениях нечто от Звенельда… Такие же опасные?

— Ваши нового Голову избрать хотят. Но это надолго, — дварф сплюнул. — Если длинноухие во всём этом замешаны, вам ничего не остаётся, кроме как…

— На такое мы не пойдём! — резко ответил Панас. — Никто не пойдёт. Это же бесчестно!

— Что для одним бесчестье, для других выживание! — не менее резко ответил Звенельд и очень знакомо махнул рукой. Один-в-один. — А-а-а, да что я перед тобой распинаюсь! Ты со мной ходил, не понаслышке знаешь, как это бывает!

— Надеюсь, сейчас ты ошибаешься.

— Вот упёртый… Грр, пусть тебя хранит Он, мой старый друг. Смотри, не умри к моему следующему визиту.

— Я ещё годков десять небо покопчу, — усмехнулся Панас и потрепал Некрасу по коротким вихрам. — Уверен, она к тому времени станет писанной красавицей! Ты-то уж с ней… Осторожнее. Не бросай в самое Имо.

— Смотри, через эти десять лет из ума не выживи… А то уже, кажись, начинаешь, — с угрозой протянул дварф и внезапно расхохотался.

Панас тоже не сдержал смеха. Они оба стояли во дворике перед маленькой, совсем ещё молодой девушкой, и их хохот разносился по всей улице.


То, что горожане взволнованы, Некраса увидела сразу. Даже далёкие «от всех этих политик» ремесленники закрыли лавки. В привычном гомоне толпы всё чаще и чаще звучали угрозы, кто-то спрашивал «что происходит?», кто-то кричал о новых «безвинно убиенных эльфами», но такой быстро замолчал. Некраса вертела головой, пытаясь запомнить родной город таким, каким он её провожал в долгую дорогу, и боялась встретиться взглядом с кем-нибудь из своих…

Звенельд правил лошадью, толкающей телегу, и насвистывал какую-то мелодию, глядя поверх голов и покрикивая на лезущих под колёса люд.

— Вот дерьмо… — со смесью азарта и гнева произнёс Звенельд. И было от чего…

К восточным воротам со стороны тракта приближался огромный отряд стражи с копьями. Остроконечные шлемы, кольчуги, на груди эмблема города… Но вот только вовсе это была не стража. И уж точно не родного Некрасе города.

— Это…

— Это очень большие неприятности, — дварф положил на колени арбалет и потянул за вожжи, останавливая телегу. — Хей, служивые, дорогу герою дайте!

Солдаты остановились. Все разом, всем строем. Некраса взглянула на дварфа — от того сейчас веяло жутью не меньшей, чем от тех солдат. Не мешкая девчушка переползла за его спину.

Из строя вышел какой-то солдат. Он снял шлем. По кольчуге рассыпались белые волосы… Такие волосы больше подошли бы женщине, но он был эльфом. Красивым и пугающим.

— Я не могу этого допустить, — очень мягко сказал он. — У меня другое предложение. Ты и твоя… спутница позволяют нашим магам вас опутать и вы не мешаете нам. А потом, когда мы всё закончим, вы получите свободу.

— Много болтаешь, — отрезал дварф и ударил рукой по арбалету.

Болт прошил доспех эльфа насквозь прямо под сердцем и в этот момент позади телеги раздались крики людей, которые начали понимать, что происходит.

— Беги к Панасу! — выдохнул герой. На его лбу и шее выступили жилы. — Скажи, чтобы поднимал ополчение! Давай! Я задержу!

Дварф подхватил щит и топор, и одним неуловимым движением спрыгнул с телеги и принял боевую стойку.

— Ну что, лесное отродье, кто на героя?! — прорычал он.

И превратился в мгновенно истончившийся пеплом факел, пахнувший на Некрасу невыносимым жаром.

— А-а-а! — девушка выползла из загоревшейся телеги и повалилась на раскалённые камни мостовой, но она успела увидеть, как убитый Звенельдом эльф поднимается на ноги.

— Много болтал, — улыбнулся тот и поднял руку.

Стоявшие за ним солдаты достали из колчанов по стреле и хладнокровно прицелились… Герой опустил руку. — Да начнётся песнь соловья!

«И впрямь похоже», — успела удивится Некраса мелодичному свисту…