Второй рассказ на конкурс и одновременно возвращение к старым заготовкам, с которыми дебютировал в Сказке в декабре две тысячи четырнадцатого года. Трудно описать, что это для меня значит... Завершение старого сюжета, подведение итогов, взгляд будто бы на стороны на себя тогдашнего и себя нынешнего. К тому же, это моё пятнадцатое произведение, опубликованное в фольклоре. Пятнадцать работ, не считая ведения ролевой игры в теме "Продолжи историю", которой, признаться честно, ещё предстоит поставить точку,
Этот рассказ подводит итог истории одного крайне интересного гоблина, простого смертного, который появился в эпизодах "Инцидента в Оркостане", и впоследствии исчезнувшего на неопределённый срок. Но вместе с этим начинается его история как Мастера, причём Мастера противоречивого, довольно необычного... стражника? Может быть, может быть... Ведь порой для исполнения своей мечты нужна помощь друзей.
Надеюсь, рассказ придётся вам по вкусу, дорогие Сказочники и Сказочницы. Приятного чтения!
Этот рассказ подводит итог истории одного крайне интересного гоблина, простого смертного, который появился в эпизодах "Инцидента в Оркостане", и впоследствии исчезнувшего на неопределённый срок. Но вместе с этим начинается его история как Мастера, причём Мастера противоречивого, довольно необычного... стражника? Может быть, может быть... Ведь порой для исполнения своей мечты нужна помощь друзей.
Надеюсь, рассказ придётся вам по вкусу, дорогие Сказочники и Сказочницы. Приятного чтения!
Лечебница «Лунная долина», улица имени Цу-Вана, Моргор
Деликатный стук прервал размышления Велариона над историей болезни в деле одного крайне интересного пациента. Целитель оторвал взгляд от листов в пухлой папке и с прищуром поглядел в сторону двери. Стук повторился... Эх, как не вовремя.
— Войдите.
В комнату влетел растрёпанный и злой до крайней степени один из учеников Велариона, эльф по имени Гаэлниани. Он пылал негодованием, которое ощущалось целителем душ настолько же явно, как было заметно аристократичное происхождение обоих лекарей.
— Да простит владыка мудрости презренного ученика, — велеречивые, подобающие этикету слова заставили пожилого эльфа вздохнуть и перебить ученика:
— Достаточно. Гаэлниани, что случилось?
— Мой учитель… В конце семестра нам выдавали практическое задание, и я, как лекарь разумов, получил направление в вашу лечебницу. На всём потоке нет никого лучше меня: любая тема, любой аспект науки исцеления сознаний для меня ясны и понятны. Мои работы оцениваются высшим баллом, но я возмущён, что здесь…
— Тебя никто не воспринимает всерьёз, да-да… — устало протянул Веларион и со вздохом подвинул к ученику папку.
Тот уже немного успокоился и взял в руки историю болезни.
— Что мне надо сделать? — предельно собрано спросил Гаэлниани.
— Ознакомься и предложи методы лечения. Учти, случай необычный… Будут вопросы, не стесняйся. Задавай. Справишься, заставлю оскорбивших тебя извиниться со всем усердием.
Практикант дерзко хмыкнул, наверняка считая, что справится. И вправду, ведь выпускников Академии отличает как раз широчайший багаж знаний и навыков… Лучшие учителя всея Пандоры преподают сотням соискателей, из которых лишь единицы становятся на один уровень с гигантами мысли. Гаэлниани ни секунды не сомневался, что он рано или поздно станет преподавателем, и такое пренебрежение его гением выводило молодого целителя из себя.
Веларион с потаённой улыбкой глядел на ученика и тихо подсмеивался над заносчивым мальчишкой. Нет, болезнь пациента вполне подходила под хрестоматийный случай нарушения памяти, однако всё осложнялось тем, что больной оказался, как выяснилось через несколько десятилетий после начала лечения, Мастером. Не старел гоблин, к тому же вся биография до того, как он попал в дом скорби, явно свидетельствовала о необычайном таланте к воровству. По крайней мере, для обычного гоблина подобные способности были за гранью возможного.
В истории болезни на тех страницах, над которыми сидел Гаэлниани, были многочисленные приписки и вставки из различных источников, в том числе и из архивных записей стражи Оркостана. Порой Веларион думал, что именно подобные бумажки останутся единственными свидетельствами уходящих эпох и прежних названий городов. Судьба Торбал-Морры, ставшей Тролльвилем, лишь подтверждала его размышления о важности пылящихся в архивах документов. Без них историю не восстановить…
На совести гоблина лежало несколько десятков пущенных по ветру торговцев, промышлявших контрабандой, пара разорённых банкиров, за которыми числились грешки и махинации с золотом, воры, грабители, убийцы, которые почивали на награбленном и несправедливо отобранном… Однако всё это было только на уровне слухов, причём слухов толпы. «Благородный вор», «Защитник обездоленных», «Избранник Четверых» — как его только не величали! Говорили, что его жертвами становились даже советники, причём только те, что запятнали свою репутацию сомнительными делишками. Этот гоблин никогда не крал у тех, про кого можно было сказать «вот хозяин своего слова!» или «где ещё найдёшь столь порядочного пандорца?..»
Гаэлниани тем временем дочитал страницу и скользнул взглядом по следующим строчкам чтобы отпрянуть в недоумении:
— Фай Лах… Да он уже не гоблин. Он уже, о Аунайри, конструкт!
Веларион поморщился. будучи недовольным столь яркой эмоциональной вспышкой:
— Пожалуйста, спокойней. Разве я не говорил, что случай нетипичный?
— Да, говорили… учитель. Извините.
Эльф вернулся к чтению истории болезни. Первоначальное впечатление оказалось ошибочным: магомеханика лишь вернула гоблину руки, а не заменила собой тело, как это казалось из-за рисунка неумелого художника. Как значилось на полях, Фай Лах участвовал в эксперименте «по восстановлению работоспособности тяжелораненых» (Гаэлниани прям ощутил кислый привкус бюрократических формулировок), и создание его «рук» оплачивалось сразу несколькими меценатами, тесно связанными с геройской гильдией магомехаников…
Следом за биографией пациента шли записи из бесед, проведённых в разное время разными лекарями разумов. Читая их, невозможно было представить, что у собеседника проблемы с головой, настолько адекватно он отвечал на вопросы, но вскоре практикант понял, что заблуждался. К тому же этот странный, рубленый говор Фай Лаха…
Тот, кто задавал вопросы, подписывался буквой «Л». Пациент же — «Ф». Литера «Л»... Оно и понятно, как ещё обозначить лекаря? Хотя Гаэлниани сомневался, что этот неведомый «Л» на самом деле лекарь, так как тот наделал столько ошибок в беседе, что мог бы запросто вылететь из Академии, если бы там учился.
«Л: Как ваше самочувствие?
Ф: Спасибо. Нормально.
Л: Скажите, не беспокоит ли вас что-либо?
Ф: Беспокоить? Нет.
Л: Есть ли какие-нибудь нарекания или пожелания?
Ф: Есть. Давно не видел солнце.
Л: Насколько давно?
Ф: … (неразборчиво)
Л: Господин Фай Лах…
Ф: Не помню. Вчера был здоров. Сегодня чужое. Руки — чужие. (долгая пауза) Какой день?
Л: Прошу прощения?
Ф: Демон. Искалечил меня. Помню боль, кровь. Сегодня здоров. Что между?
Л: Фай Лах, вы очень туманно выражаетесь. Пожалуйста, формулируйте мысль чётче.
Ф: Хватит! Я болен?
Л: Насколько смею судить, вы здоровы.
Ф: Я болен. Будь иначе — я на свободе. А сейчас?
Л: Похоже, вы переутомились… Нет, не надо! (пациент вскочил и схватил лекаря за ворот)
Ф: Вы врёте. Я болен… Глаза демона. Он ранил душу. Его убил человек. У него чужой Хранитель.
Л: П-п-пожалуйста, от-т-тпустите м-м-еня. В-в-вернитесь з-за стол... (пациент вернулся на место)
Ф: Спасибо. Я устал. Мне нужен сон».
Следующая беседа :
«Л: Рад видеть вас в добром здравии.
Ф: Тоже. Мы знакомы?
Л: Нет. У меня к вам пара вопросов, разрешите?
Ф: Можно.
Л: Спасибо… Скажите, довольны ли вы условиями вашего содержания?
Ф: Да. Тепло, сухо. Вкусная еда. Интересные замки. (молчание) Где я?
Л: В больнице.
Ф: Из-за демона?
Л: Да, из-за него. Мы вас лечим.
Ф: Спасибо. Я болен: демон ранил мне душу.
Л: Первый шаг избавления от болезни — признание её наличия. Помните ли вы вчерашний день?
Ф: Да. Утро двадцать шестого, жаркий месяц, девяносто шестой год...»
Гаэлниани скосил глаза на край листа, где датировалась давность этого разговора. Да, как он и предполагал, диалог датировался отнюдь не двадцать седьмым числом жаркого месяца девяносто шестого года… Рекурсивная амнезия, если выражаться языком лекарей разумов. Классика.
«Л: Как интересно! А чем закончились прошедшие сутки?
Ф: …
Л: Прошу прощения. Это очень неудобный вопрос….
ф: Боль. Кровь. Живот распорот, руки торчат из окна… Вижу их кости. Свои кости. Демон ухмыляется с мечом изо рта. Он мёртв — убит человеком. Воин зовёт на помощь. Топот ног, темнота... Вот. Теперь я здесь. Живот цел; руки чужие. Как случилось?
Л: Лекари успели в последний момент: ещё бы немного, и вы бы умерли от кровопотери и болевого шока. В больнице вас вылечили. Мы вас вылечили.
Ф: Ложь. Я умер. Это не жизнь. Я сломанная игрушка. Уйдите!
Л: Хорошо, хорошо, всё, ухожу...»
Следующие беседы почти не отличались друг от друга, разве что в деталях. Где-то гоблин угрожал сбежать, если ему не расскажут правду, где-то он просил передать весточку старым знакомым, где-то Фай Лах засыпал прямо во время беседы…
— Налицо поражение памяти, возврат к последнему якорю и переживание одного и того же дня раз за разом. Вкратце, рекурсивная амнезия, — Гаэлниани закрыл папку и положил её на стол. — Наверно, из-за сильного переживания образ демона запечатлелся, и пациент замкнулся в себе.
Ученик целителя опустил полный задумчивости взгляд на лакированную.столешницу и вдруг просиял:
— Ну конечно же! У гоблинов, из-за их способностей к аналитике, иногда происходит нарушение восприятия мира, в результате чего их разум начинает решать задачи исключительно внутреннего, абстрактного толка без выхода извне! Здесь мы можем регистрировать ослабленную форму этого синдрома, повлекшего за собой…
— Пожалуй, достаточно, — произнёс Веларион и встал из-за стола. — Пойдём, я покажу тебе пациента.
— А как же?.. — но владелец скорбного дома с поэтическим названием «Лунная долина» на стал дожидаться ученика.
Эльфы шли по коридору с многочисленными дверьми. Сейчас в больнице было время послеполуденного досуга. Кто спал, кто играл в карты, кто читал — все были заняты собой и только собой. Злые языки утверждали, что в лечебнице Велариона к психам относятся как к лордам (хотя среди последних нашлось бы немало пациентов для лекарей разумов Пандоры), и за глаза называли эльфа шарлатаном.
Он знал об этом, однако считал методы физического излечения слишком грубыми и малоэффективными. Вскрыть череп, чтобы вырезать больную часть мозга? А как определить, где это самая «больная» часть? Мучить многоступенчатыми заклинаниями, после которых в воздухе пахнет грозой? Бесконечно повторять одно и то же в надежде на улучшение? Для этого следовало быть большим безумцем, чем самый буйный из пациентов.
Школа Велариона практиковала иной метод излечения. Конечно, так времени уходило больше, однако исправление разума путём тонких манипуляций с психикой на уровне магической энергии и применения вербальных техник показывало большую эффективность по сравнению с вышеупомянутыми варварскими обычаями.
Учитель прошёл мимо комнаты Фай Лаха, даже не замедлив шага.
— Учитель Веларион, куда мы идём? — не удержался его спутник от недоумённого вопроса.
— В зал посетителей, — отозвался эльф. — Фай Лаха изредка навещают. После таких встреч у него наблюдается улучшение памяти, примерно где-то на десяток-другой дней… А потом снова срыв.
— А вот про это ничего не написано в истории болезни…
Гаэлниани умолк, видя, что учитель не склонен к разговору. Они прошли мимо ещё нескольких дверей и остановились перед широким затемнённым окном, за которым виднелся зал посетителей. Стекло сразу же показалось ученику Велариона каким-то странным… Впрочем, попади он в залу, то вместо окна ему бы предстало самое настоящее зеркало. Весьма удобный способ следить как за пациентом, так и за посетителями.
Фай Лах разговаривал с некоей эльфийкой, судя по внешности, умудрённым ходоком. Ярко-золотистая шестерёнка с вписанной молнией (медальон? Вышивка? Не разобрать) на её плече самым ясным образом демонстрировала причастность носительницы к гильдии магомехаников.
За стеклом голоса собеседников слышались тихо и нечётко, однако Гаэлниани мог расслышать до самого последнего слова, о чём говорили пациент лечебницы и ходок:
— Ты изменился, — в голосе героини слышалась лёгкая грусть.
— Да. Видел тебя вчера. Много раз потом, но вчера помню, а потом нет, — рассеянно отвечал ей гоблин, вертя в металлических пальцах колечко с отмычками. — Помню, что это. Могу использовать. Руки чужие, но получается…
Эльфийка тихо засмеялась:
— Мастерство не забудешь, да?
— Геройство тоже, да, — Фай Лах помолчал немного и потом вдруг спросил: — Который раз?
— Чего?
— Сколько раз приходила? Знаю, забыл. Ты изменилась. Девочка купила вору билет… Она выросла, Ильэльная. Ты выросла. Тот Турнир… «Кровь Запада», его помню. Сколько прошло лет?
Героиня прикрыла глаза ладонью, будто не в силах дальше выдерживать пронзительный взор калеки:
— Уже в десятый раз. Больше сорока лет.
— Значит, знаю верно… Я не поменялся. Нет морщин. Нет усталости. Нет памяти. Есть знание того или иного. Я игрушка. Сломанная игрушка. Чужие руки, мне их сделали.
После этих слов наступила тишина. Вряд ли она была вызвана тем, что у собеседников исчерпались темы для разговора, просто… Просто гоблин-вор пытался понять раз за разом, вспомнить, откуда он ощущает в себе то или иное знание. Напряжённая работа мысли виднелась в его пытливом взгляде, в подрагивающей жилке на виске, в потоках магии…
Веларион коснулся плеча практиканта:
— К сожалению, обычные методы ничего не дали. Моя школа тут тоже бессильна, — эльф поглядел в широко раскрывшиеся от изумления глаза Гаэлниани и пожал плечами: — Да, и такое бывает. То, что хорошо для смертных, не всегда срабатывает с теми, у кого сильный Хранитель. Если бы мы знали, почему…
— Будь у Фай Лаха сильный Хранитель, он бы не допустил всего этого… — и Гаэлниани показал ладонью на магомеханические конечности Фай Лаха.
— Не всё так просто, мой ученик. К тому же порой и Хранители героев отворачиваются от подопечных, особенно в бою. Иначе бы герои никогда бы не погибали.
Разговор между учителем и учеником прервал тихий голос гоблина:
— Хочу вылечиться. Не хочу быть здесь, — Фай Лах посмотрел на отмычки и тягостно вздохнул. — Могу уйти. Двери, окна, замки — пройду. Исчезну. Не найдут. Наконец увижу солнце… И забуду. Опять и опять. Сорок лет пропали. Пройдёт тысяча — та же судьба.
— Всегда есть надежда, — уж кому, как не Ильэльнае говорить о надежде? Той самой, что предложила назвать город этим словом, правда, вряд ли стоящие за стеклом знали эту историю… А если и знали, наверняка для них это была простая байка.
Фай Лах схватился за голову и весь ссутулился:
— Устал быть здесь, — шептал гоблин, — устал от знания того, что было, было, было, было!.. Схожу с ума. Нужны перемены! Хочу перемены.
— Я поговорю с хозяином лечебницы, — пообещала Ильэльная и пожала холодную стальную ладонь Фай Лаха.
Веларион отошёл от окна. Следом за ним последовал и Гаэлниани. Учитель о чём-то размышлял; судя по резко погрустневшему лицу, о чём-то неприятном для него самого. Однако наставник всё-таки не стал держать мысли в себе и поделился с учеником «наболевшим»:
— Лекарь разумов не может отстранится от пациента и сказать, что «его проблема не моя», иначе кого он лечит? Недостаточно знать материал, правильно отвечать на вопросы и упражняться… Это вторично. Пока целитель не поймёт, что чужая боль — его боль, он с лёгкостью возьмёт в руки нож, раскроет череп и начнёт резать по живому. А что? Их не жалко. Сломанные игрушки, отбросы общества... — Веларион посмотрел на свои ладони и вдруг усмехнулся: — А ты как думаешь?
Гаэлниани молчал, хмуро глядя по сторонам. Его явно тяготила вся эта ситуация.
— Пример Фай Лаха должен был тебе показать, что в реальном мире всё гораздо сложней, чем в учебниках, — видимо, наставник и впрямь не ожидал ответа. — Поэтому я склоняюсь к тому, чтобы выписать гоблина. Тем более, у него есть те, кому он нужен. Конечно, можно было бы повторить курс… В который уже раз. Хм, ты понял, я вижу.
— Довольно познавательный пример... Спасибо. Урок усвоен.
Только Веларион собрался что-то сказать, как из-за поворота вышла та самая эльфийка.
— Господа лекари! — довольно вежливо произнесла неотёсанная, на взгляд Гаэлниани, особа. — Прошу простить, но мне нужен владелец этой лечебницы.
— Я к вашим услугам, Ильэльная, — пожилой эльф склонил голову в знак уважения и жестом показал практиканту отойти. — Я целитель разума Веларион и хозяин «Лунной долины». Волею судьбы мне известна просьба, по которой вы хотели меня потревожить.
— Тогда не будем терять времени, — героиня достала из внутреннего кармана свиток с печатью в форме столь знакомой шестерёнки, — тем более, удивительнейшим образом совпало, что и сам Фай Лах желает покинуть гостеприимные стены сего дома скорби… А в Аматире его заждались.
— Прошу пройти в мой скромный кабинет… Такие дела не делаются походя, госпожа.
— А мне что делать? — Гаэлниани, судя по всему, растерялся.
— А ты возвращайся к своим обязанностям, — Веларион едва-едва кивнул головой. — Мы ещё вернёмся и к этом разговору, и к твоим обидчикам.
***
Вечер наступил довольно быстро. Героиня удалилась, предварительно заполнив все необходимые для выписки бумаги. Гаэлниани краем уха услышал, что она вместе с ещё одним героем намеревалась придти за Фай Лахом на рассвете, поэтому не удивился, когда не заметил гоблина на ужине: «Отсыпается перед долгой дорогой, скорее всего».
Проходя мимо комнаты Фай Лаха, выпускник Академи заметил, что дверь чуток приоткрыта. Сразу на ум пришли слова гоблина о том, что здешние замки ему не помеха, и эльф, сглотнув, толкнул дверь, намереваясь чуть что применить сковывающую магию. В комнате никого не оказалось.
Где-то с десяток секунд лекарь растерянно осматривал пустое помещение, после чего вышел в коридор и прислонился к стене в напряжённых раздумьях, что же теперь делать. «Ну и где же Фай Лах может быть? Кухня? Библиотека? Может, вообще сбежал?» — бились мысли в голове у молодого эльфа. Ну не мог он вообразить себя на месте гоблина-вора, отчего и терялся. Наконец, он тряхнул головой, сквозь зубы выдохнул и пошёл к охранникам лечебницы: дюжим парням, которые могли намять бока даже герою, вздумай бы он шалить в стенах «Лунной Долины».
Разумеется, ни на что иное эти люди не годились, даже грамоту, и ту с трудом удалось вбить в их чугунные головы. Вздумай гений-вор их обхитрить, ему бы труда подобного не составило, но а вдруг? Увы, нет: если Фай Лах и ушёл из лечебницы через главный вход, то явно не на глазах у охранников. Повара, обслуга да и никто из пациентов гоблина тоже не видел, словно тот под землю провалился, как только вышел из своей комнаты. Гаэлниани даже подумывал бить тревогу, однако пациент нашёлся раньше, чем эта мысль успела осуществиться.
Он сидел под крышей «Лунной долны» в одном из складов и шелестел страницами дневника. Вообще-то, Гаэлниани и не хотел проверять опечатанную комнату, однако дверь сама подалась под его рукой. Каково же было его удивление, когда гоблин оказался там! А ведь печати снаружи казались совершенно нетронутыми...
Фай Лах, заметив остолбеневшего на пороге эльфа, приветливо взмахнул рукой и показал на сундук, стоящий по соседству с книжным стеллажом, полным всякого рода свитков явно бюрократического толка, однако только после вопроса вора эльф пришёл в себя:
— Господин лекарь, искали меня?
— Да, — Гаэлниани нахмурился и строго спросил: — А почему вы находитесь здесь, в архивах лечебницы?
— Читаю дневник, — охотно поведал гоблин и показал довольно пухлую книжечку. — Писал я. Много интересного, много дней. Они забыты, но знаю, что правда.
— Так ты, любезнейший, уже не в первый раз ходишь по «Лунной долине», как по своему дому?
— У меня нет дома, — покачал головой вор, однако ощерился в довольной улыбке: — Не в первый. Написано: каждый раз вспоминаю себя — прихожу сюда. Отмыка не нужна — достаточно вилки… Хочу спросить. Можно?
Эльф немного подумал, посмотрел на болезного гоблина… и вдруг неожиданно улыбнулся, однако потаённая мысль отдавала настороженностью: «Какой же он по-детски непосредственный… Наверно, из-за этого ему и доверяют, а потом оказывается, что он тот ещё прохвост. Надо сказать Велариону, что Фай Лах не так-то и прост, как кажется».
— Пожалуйста.
— Благодарность, — гоблин закрыл дневник, поглядел по сторонам и вдруг посмотрел в глаза собеседнику тяжёлым взглядом, от которого по спине пробежали мурашки. — Какая твоя мечта? Почему ты лекарь разумов?
Эльф едва не согнулся пополам от невидимого удара под дых. Казалось бы, всего лишь слова, но насколько же Фай Лах изменился! Его вопрос вкупе со взором буквально выворачивали наизнанку, и Гаэлниани с трудом выдавил из себя:
— Стать… Учителем… В Академии… В том самом… Поэтому… лекарь.
Стоило гоблину закрыть глаза, как сразу же исчезло давление, и эльф шумно задышал.
— Что это было?! — нервно спросил Гаэлниани. Вокруг его ладоней зажглись огоньки боевой магии.
— Вопрос, — Фай Лах поднял веки и с недоумением уставился на собеседника. — Способность спросить правду. Способность получить правду. Злость излишня, огонь тоже. Тут бумаги…
Несмотря на то, что гоблин был психически болен, в логике ему не отказать при всём желании. После этих слов с глаз практиканта словно спала пелена, и он заново увидел свитки, книжные стеллажи, сухие доски пола… «Да тут бы всё полыхнуло, словно алхимический спирт!» — ужаснулся эльф, но помимо этого он осознал, что едва не поднял руку на пациента! Каким бы не был Фай Лах, пока он не покинул стен лечебницы «Лунной долины»... Это серьёзнейший проступок для лекаря разумов, особенно школы Велариона.
Гоблин же будто не замечал душевных терзаний Гаэлниани и говорил вполголоса, словно обращаясь к себе самому:
— У меня тоже мечта… Справедливость. Я хочу справедливость. Хочу наказывать зло. Ворую у воров, возвращаю беднякам. Не трогаю честных. Но правильно делаю? — Фай Лах вытянул магомеханическую руку, сжал и разжал пальцы, способные превращаться как в инструментарий взломщика, так и в «пыточные приспособления» в виде пальцев. — Наверно, ошибаюсь. Иначе демон не наказал бы...
Эльф молчал, слушая откровения гоблина.
— Получается, должен измениться. Я измениться, — гений-вор хихикнул, явно передразнивая самого себя. — Хочу перемены, нужны перемены!.. А перемены себя? Может, должен стать другим? Не вор, а стражник? Но стражник-одиночка, герой сказок? Так не бывает… Не знаю, — он опять закрыл глаза. — Знаю одно: стоит попытаться. В городе «Надежды».
— Город «Надежда»? А, Аматир.
— Да. Я попытаюсь. Там. Должно получиться. Ты свидетель. И ещё: я молчу о магии. Твоей боевой магии. Ты молчишь обо мне. О взломе печатей. Понятно?
Гаэлниани несколько мгновений молчал, пытаясь понять смысл сказанного (уж больно рваный говор у гоблина), после чего спал с лица: «Да он меня шантажирует!»
— Хорошо, — одними губами шевельнул практикант, однако Фай Лаху это было более чем достаточно.
— Хорошо, — странный Мастер улыбнулся и вновь раскрыл дневник на закладке. — Фай Лах хозяин своего слова.