Святослав в первый раз сменил бога, когда ему было семь лет.
Для этого ему всего-то потребовалось перейти дорогу и постучаться в тяжелую дубовую дверь конкурирующей церкви.
Святка пел в хоре, и голосина у него была что надо, прямо таки ангельская была голосина, трубная такая. Конечно, конкурирующая церковь радушно распахнула объятья для познавшего свет истинной веры агнца. Так Святка из подпаска Богини-Коровы стал подсвинком Секача Лучезарного.
Причиной перехода было банальное: отец Добрыня заставлял поститься, а пастор Мирослав и сам был не дурак покушать, и паству голодом не морил.
К одиннадцати годам за Святкой окончательно укрепилась кличка Прошмыжонок, за то, что шмыгал он из веры в веру и обратно и успел за свои малые годы по нескольку раз побывать в каждом храме, каждой церкви, молитвенной палатке, обтанцевать все священные камни и деревья города. А город-то был немаленький, большой был город, и церквей, храмов да деревьев с камнями в нем было предостаточно. Да его, человека, даже гоблины в лицо знали, и служителям Великого-Творца он, бывало, чарку подносил. Как он пел, собака, как он пел! А как он каялся в каждой новой церкви, что вот теперь-то он нашел свою собственную, истинную веру! А каким просветленным, одухотворенным было его юное личико!
Не мальчик — лубочная картинка. Растрепанные светлые волосы этаким ореолом, личико бледненькое, глазки голубенькие, пальчики тоненькие и ни к какой работе, казалось, не приспособленные. Однако ж церковным служкой был расторопным, вертким и сметливым, работой не брезговал. Цены б ему не было, если бы хоть где остановился!
Говорил складно, даже слишком складно для отрока. Уж точно не был он блаженным или дурачком. Речи у него всегда были разумные, исполненные веры… не веры во что-то, а просто веры, хоть и странно это звучит. Да только всерьез те речи мало кто слушал — разве может такой малец сказать что путное?
Прошмыжонок был сиротой, но в беспризорщину не вписался, кормился милостью очередного своего бога. Били его неоднократно, что ровесники, что фанатики. Он мог бы влиться в дружную ватагу… ну, хотя бы и щипачом, руки у него были подходящие, и избежать половины побоев, но отчего-то не влился. Может, не хотел, может, не приняли его за своего.
Была в нем какая-то чужеродность, какая-то сумашедшинка, что-то неземное было.
Все ждали, что вот-вот у Прошмыжонка голосок его поломается и кончится его сладкая жизнь. Оно так всегда бывает, одиннадцать — самое время.
А тот не ломался. Не ломался — и все. Ни малейшей фальши или скрипа, все тот же юный и чистый голос. Прошмыжонок будто расти перестал. Год, два, три, вот уже пять лет прошло, а он на вид все такой же мальчишка со взором горящим. Разве что книжки читать начал, все больше духовные, в монастырских библиотеках пропадал. Не пускали — так тайком забирался. А потом цитировал с любого места — да наизусть, память у него была необыкновенная. Он и гимны с первого раза запоминал. Двадцать лет прошло — а он все мальчишка!
Ну, ясное дело, раз не стареет, так Мастер. Не герой же. Куда такому в герои — ты дунь, переломится!
Думали, Мастер-бард. Только это племя так над верой глумится, ничегошеньки у них нет святого. А голосом Прошмыжонок был знаменит. Дали в руки гитару — ничего. Да и из сказов, которых барды знают немало, Прошмыжонок умел рассказывать только притчи.
Зато как он их рассказывал!
Посовещались горожане. Все-таки Мастер на дороге не валяется, нужно куда-то пристроить. Решили спросить самого Прошмыжонка, к чему у него душа лежит. Может, он рыбачит тайком, кто его, сорванца, знает?
А Прошмыжонок возьми и ответь, что он — мастер-священник.
Все в хохот.
Ну какой из Прошмыжонка священник, если он ни в одной церкви дольше полугода не продержался? Хороший священник, он что? Он стар и благообразен, лишней суеты не любит. Жизнь пожил, все понял, мудрость божью другим передает. А откуда у Прошмыжонка, сорванца этакого, мудрость?
Да какой такой религии Прошмыжонок священник, если он каноны и догмы меняет как перчатки?
А тот впервые на прозвище обиделся, мол, не Прошмыжонок он, а Святослав, а что на вид мелкий — так на все воля Хранителя. А для того, чтобы священником быть, не нужна церковь. Да и богу можно молиться какому угодно, главное — верить. Если так надо определенного бога, то он его себе и сам может придумать, самого лучшего. Или богов. Он столько священных текстов читал, столько гимнов перепел, все наизусть знает, а все они одинаковые, общие принципы он уловил. А уж мудрости может наболтать сколько угодно —– жалко что ли? В книгах ее немало понаписано.
Люди, конечно, ждали, что сейчас Прошмыжонка молнией жахнет. И что останутся от него дымящиеся башмаки и больше ничегошеньки. Однако боги за ересь гневаться не спешили.
А люди… что люди? Святослав на вид был мальчишка мальчишкой, ну не тянуть же его на дыбу? Безобидный сумасшедший с сильным Хранителем, всякие чудеса в Пандоре случаются. Решили, двинулся он, перечитав умных книг, вот и все. Так бывает, когда малец пару трактатов пролистает и ходит по городу, как пыльным мешком пристукнутый: истину узрел, да все-все на свете понял. Глядели на Прошмыжонка этак снисходительно. Чем бы дитя не тешилось…
А Святослав на это дело посмотрел, пожал плечами, да начал строить собственную церковь на окраине города. Раз уж без церкви его не слушали, а бороду да брюхо отрастить было не суждено, так от чего бы не построить?
К счастью, были люди, которым его слова по душе пришлись. Кому-то Святослав в свое время советом помог, кого-то утешил, кого-то выслушал… Немного их было, поверивших в этого странного мальчишку, но все ж таки собрали с миру по нитке и помогли Святославу отстроить аккуратненькую деревянную церквушку.
Стоит эта церковь около рощицы, и с каждым годом ходит туда все больше и больше людей. В народе ее прозвали "Церковью всех богов". Святослав там единственный священник, и непонятно, когда он успевает выслушать всех и за всех помолиться, однако же, справляется. Люди приходят к нему с бедами да дрязгами, а уходят с легкой душой, с обидчиками и собой замирившись.
Молиться там можно любому богу, говорят, Святослав любому мольбу передаст, любого уважит, как положено, в любого поверить может.
Обряды проводит странные, откуда только не заимствованные, но как-то они вместе так гармонично да благолепно сочетаются, будто всегда такие были.
А по вечерам поет.
И юный голос его чист и звонок. Не ломается.