Сама погода сегодня с утра не сулила ничего хорошего: тяжёлые свинцовые тучи стягивались над городом, а свежий разреженный воздух явно говорил о приближающейся грозе. Стоял большой шум и гам — народ продолжал стекаться к центральной площади. В основном это были местные жители, но разглядывая издалека толпу, отчётливо было видно, насколько же разная была публика: где-то раздавался пронзительный плач ребёнка; двое орков, напоминающие вояк, бурно о чём-то спорили, размахивая руками; в центре выделялся высокий священник, который возносил молитву вместе с парочкой прихожан; а в самом крайнем ряду трое мужиков гоготали между собой. Их, похоже, совершенно не волновало, куда они пришли.

    Когда часы на ратуше пробили восемь, на помост вскочил до безобразия типичный вельможа — толстый низенький мужичок в вычурном пурпурном кафтане и туфлях на высоких каблуках. Советник встал перед публикой, раскрыв перед собой грамоту. Народ замер, наступила тишина.

— Именем нашего всеми любимого барона Светозара Стального, — советник сделал небольшую паузу, ему явно было нелегко забраться на эшафот. — Первого взрослого квинта сырого месяца двести двадцать четвёртого года, за содеянное тяжкое преступление состоится казнь через повешенье кузнеца Белослава, — и снова короткая пауза, чтобы немного отдышаться. — Напоминаю, позапрошлым вечером приговорённый совершил убийство одного из наших доблестных городских стражников, защитников нашего покоя…

    Белослав стоял в тени за помостом в окружении стражи, так что толпа его ещё не видела. До него долетали слова глашатая, но сам он не слушал, весь погружённый в тяжёлые раздумья. Кузнец не жалел о содеянном. Его дочери всего одиннадцать лет, но того солдата это никак не остановило. Когда она пришла домой вся в слезах и синяках, и рассказала о случившемся, Белослав отправился к дому военного. Владимир, так звали того стражника, был пьян и сам вышел навстречу кузнецу.

— Эх-х, повезло тебе, Белослав. У тебя очень красив-вая дочь, — сказал он и покачнулся, похабно улыбнувшись.

    Эта улыбка и чувство безнаказанности окончательно застлали глаза ремесленника пеленой ярости. Рука словно сама сделала нужное движение… И только потом кузнец осознал, что натворил.

— Засим прошу вывести виновного на эшафот для приведения приговора в исполнение, — фраза глашатая заставила прийти в себя Белослава.

    Мужчина взглянул на помост, куда его начала вести стража — осуждённый не заметил, как его наверху уже ожидал огромный, даже по меркам самих орков, вешатель с приготовленной верёвкой. На ремесленнике была надета грязная оборванная одежда, которую ему выдали ещё в темнице. Истрёпанные лохмотья никак не сочетались с аккуратной внешностью кузница. Белославу на вид не больше тридцати лет. Чёрные кудрявые волосы были собраны в небольшой конский хвост. Заострённый и выдвинутый вперёд подбородок, с хорошо выделяющимися скулами, добавляли его лицу мужественности. Он всегда был выбрит, так как его дочь не любит колючую бороду.

    Каждый шаг, сделанный по эшафоту, отзывался болью в груди приговорённого. Белослав ещё ночью, сидя в темнице, смирился со своей участью. Но с каждым шагом, он всё больше и больше думал о том, как его семья будет жить дальше без него. Мария, скорее всего, продаст его кузницу и переедет с дочерью в другой город, где начнёт новую жизнь.

— Перед исполнением смертной казни, приговорённому даётся последнее слово. Белослав, тебе есть что сказать?

— Да, я хочу сказать... — тяжёлым голосом ответил кузнец, осматривая людей, собравшихся поглазеть на его смерть. Он увидел много знакомых лиц которые сопереживали ему, хотя и не все знали, что произошло на самом деле.

    Белослав взглядом искал свою жену. Он не хотел, чтобы она видела как он умрёт. Среди толпы было много и тех, кого он не знал. Некоторые с интересом наблюдали за происходящим. Но большинство равнодушно смотрели на приговорённого.

— Видят боги, — продолжил осуждённый, — что я не желал этого. Я действительно не желал. Горячая южная кровь, что течёт в моих жилах, сыграла со мной злую шутку. Я понимаю, что меня это никак не оправдывает, но я приношу свои извинения семье Владимира. А ещё… ещё я хочу попросить прощения у своей жены и дочери. Мария, Василиса, простите меня за то, что я вас подвёл…

— Это всё? — уточнил вельможа в пурпурном кафтане.

— Да, это всё.

— Тогда можно начинать, а то скоро дождь с грозой пойдёт.

    Петля туго затянулась на шее, а многолюдная площадь скрылась за плотным холщовым мешком. Раздалась команда, и Белослав ощутил, как земля ушла из-под ног. Через мгновение он почувствовал, словно кто-то с огромной силой резко схватил его поперёк шеи и дёрнул вверх. Крик задохнулся в горле. Никто не охал и не ахал в момент повешения кузнеца. Казни в городе проводились регулярно. Советник на эшафоте своим привычным голосом начал вещать что-то про справедливость и возмездие.

    Толпа потихоньку расходилась — все спешили по своим бытовым и рабочим делам, как вдруг солнце выглянуло из-за туч и осветило виселицу, словно сцену. Люди, что ещё наблюдали за раскачивающимся телом, раскрыли рты, начали шептаться между собой. Советник, заметив происходящее, замялся и прервал свою великолепно заученную речь. Ещё через секунду, в толпе раздались крики восторга, ужаса и удивления: тело, которое несколько минут висело неподвижно, вдруг начало неистово дёргаться и издавать вполне естественные звуки удушения. Глашатай, завидев такое чудо, сначала было ринулся во внутренний двор к управляющему. Но затем, трезво оценив свои силы, пухлый сановник сбавил темп и махнул рукой гонцу. Под рокот народа стража с палачом пришли в оцепенение. Людей на площади стало ещё больше, чем во время казни. Тело кузнеца неожиданно обмякло и успокоилось. Люди притихли, хотя некоторые особо взбудораженные полезли на стражников, но те смогли дать отпор.

    Солнце снова выглянуло из-за туч, покрыв лучами тело Белослава. Кузнец опять задёргался, приводя толпу в небывалое изумление. Людские массы ещё сильнее начали давить на стражу у эшафота, требуя высвободить повешенного. Но капитан стражи, присутствующий с самого начала церемонии, был типичный вояка, у которого не было приказа об освобождении. К слову, тот кто мог дать ему такой приказ, куда-то пропал.

    Мужичок в пурпурном кафтане возвращался уже обратно, по пути в подробностях рассказывая о случившемся главному советнику.

— Сэр Яков, полагаю, что раз вы сейчас временно замещаете нашего высокопочтенного барона, то принять решение в столь необычном инциденте, где замешаны божественные силы, смеете только вы!

    Сэр Яков, ещё более пухлый мужчина, явно не был готов ни к чему подобному. Весь его внешний вид говорил о том, что его буквально вытащили из кровати: в одной пижаме и ночном колпаке, с накинутым на плечи плащом, который пытался скрыть неряшливый вид человека.

    К их приходу на центральной площади уже во всю бушевала непогода: сильный ветер поднял в воздух пыль и мусор, а молнии вспыхивали то тут, то там. Большинство людей (в том числе и стража) с площади уже разбежалось. А тело всё раскачивалось на ветру. Сэр Яков подошёл к капитану стражи, который наблюдал за висельником. Очередная молния попала прямо в покойника, и тот забился в судорогах.

— И сколько он уже так висит?

— Да ну может… — растерялся капитан. — Ну… Казнь была назначена на восемь… Значит… — Они оба посмотрели на часы ратуши.

— Пятьдесят минут! Вы пятьдесят минут не могли его снять?! А ну живо его снимите!

— Ну… Мы сначала хоте... Да, будет сделано!

    Верёвку перерубили, и тело грохнулось оземь, продолжая корчиться, словно в агонии. Судя по обгоревшей в разных местах одежде, в ремесленника уже успело попасть несколько молний. Стражники, дождавшись, когда казнённый успокоится, подбежали к нему и развязали руки, а также сняли мешок с головы. Неописуемый ужас охватил их, когда они увидели лицо человека, пережившего множество смертей за последний час.

— Спасибо тебе, Хранитель... — сквозь зубы выдавил из себя Белослав.