Сегодня в таверне "Тихий угол" совсем не тихо. Как-то совершенно стихийно. В самом центре за большим круглым столом, за которым обычно проводятся жаркие партии в Ринд-Элесс, назрел не менее жаркий разговор. Группа представителей самых разных рас и самых разных городов, распивая свои любимые напитки и наслаждаясь произведениями кулинарного искусства, делилась своими историями, правдивыми и не очень, но абсолютно точно занимательными и захватывающими. Среди этой шумной компании сидел и наш рассказчик, только что пришедший и сделавший заказ, и потому, дабы скрасить ожидание и пока есть возможность, он взял на себя ответственность за развлечение посетителей таверны.

    Вот что я вам расскажу. Недавно, не далее как в начале сухого месяца, в славном городе Залесье на доске объявлений появилась запись в рамочке. Да такая большая и яркая, что слепой увидит. А если и не увидит, так услышит, потому как на рамочке сидели феи и звонили в свои маленькие колокольчики. А если уж и не услышит, так точно учует запах свежих ярких цветов, которыми эта рамочка была украшена. Вот какая запись была:

    Внимание!

    Такая запись висела на доске объявлений. И не где-нибудь, а на самом входе города! Возле главных ворот! Если и захочешь — мимо не пройдёшь!
    Вот и Ульфгар Сталежар, возвращаясь в город после работы в шахте, не прошёл мимо, а даже остановился, прочитал, запомнил, обдумал, и с мыслями о предстоящем фестивале пошёл отдыхать. В таверну. Да-да. В ту самую таверну, в которой мы сейчас сидим. Возможно, кто-то даже сейчас сидит на его месте. Может, даже я!

    Пришёл, место нашёл, сел и углубился в мысли и в кружку мёда. И чем ближе было дно кружки, тем громче танцевали мысли в его голове, и тем сложнее было не выплеснуть их через свой рот. А как мы все знаем, при хорошем обеде, как не быть беседе?
— Вот скажи мне, что за несп-праведливость? — обратился он к сидящему рядом эльфу. — Этот фестиваль. Ты видел? Видел? Попробуй свой труд на вкус... Вот кем ты работаешь, а?
— Я? Я конюх.
— И каков же твой труд на вкус? А? А вот. То-то и оно. Праздник для проклятущих снедеваров! Для огородников-мясников! Выходит, что чтят только их! А я? Я? Я вылез из шахты! Каков мой труд на вкус? Как пыль рудная?! — он с силой шваркнул пустой кружкой о стол.
— А ведь действительно... — протянул ему в ответ эльф, — и моя работа несъедобна... Звучит несправедливо!
— И моя! — отозвался голос из-за дальнего столика. — Я столяр. Мебель да доски — вот моя работа. И что я им предложу? Отведать опилок?

    И как пошёл разговор, как снежный ком, и всё больше возмущения слышалось в голосах, и больше "несъедобных" профессий стекалось к круглому столу. А каждого, кто имел хоть какое-то отношение к продуктам и посмел подсесть к шумной компании на свободное место, незамедлительно вышвыривали из-за стола и под громкий свист провожали взглядами до самых дальних уголков таверны!
    И так бы и продолжалось дальше, но тут в таверну шаркающей походкой зашёл сухонький старик с длинной бородой.
— Эй, старик! — послышался голос из толпы, — твои руки узловаты и тонки, а седая борода метёт полы! Ты уж точно не похож на всех этих мясников-овощников! Проходи, садись с нами!
— Отчего б и не сесть? Сяду! — ответил Старик и шаркающей походкой направился сначала к стойке, сделать заказ, а после к круглому столу, за освободившееся местечко. Он с трудом перелез через лавку и с облегчением на неё опустился. — А с чего бы такая милость к моей бороде? Совету ль ищете, али мудрость какую?
— Да вот! Готовим, стало быть, переворот. Объединим усилия рабочих рук, да разнесём поганое празднество!
— А чем же вам праздник-то не угодил, милые судари и сударыни?
— Обижает он нас. Чтит труд лишь тех, чей труд на вкус попробовать возможно. А мы? А что же мы? Как будто не достойны уважения! Вот, подскажи, Старик, подкинь идейку, как нам бы праздник этот сорвать, да уж заставить уважать мозолистый кулак!
    Старик задумался, а после, как принесли его прескромнейший заказ (похлёбка жидкая с большим кусочком мяса, да пара пшеничных булок) сказал:
— Уж я б и рад вам помочь, да не могу. Средь Вас я, стало быть, шпион!
— Как так? — воскликнула сидящая неподалёку от него цветочница. — Ведь я вас знаю! Вы — местный звездочёт!
— Я звездочёт. Я и небес смотритель. Пастух чёрных туч, да белых облаков, — он разломал одну из булок надвое, один кусочек спрятал во внутренний карман, а от другого отломил кусочек и начал мять его в руках.
— И что же? Разве звёзды имеют вкус?
— Звёзды, может, и не имеют. Но тучи! Это моя работа. Как солнце нужно, гоню я тучи на вольный выпас в небе, а как поля воды просят, так сгоняю их в стада и дождём прохладным поливаю землю. Вот, и на моём столе моя работа.

    Тут снова подал голос Ульфгар:
— Уж правила такие, что мы должны тебя отсюда выгнать. Здесь место только тем, чей труд к фестивалю никакого отношения не имеет. И лишь из уважения к твоим сединам, позволим тебе спокойно отужинать. Но после — уходи. Нам здесь шпионы не нужны.
    Старик с ухмылкой взглянул на Сталежара.
— Будь по-твоему. Доем — уйду. Но, уходя, я заберу всех до единого шпионов из-за этого стола. Уж у меня-то глаз намётан. Я вижу каждого, кто явно замышляет что-то против вас!
— Здесь нет ни одного, кроме тебя! — воскликнул молодой конюх.
— А ты? Как же ты? — Старик хитро глянул на конюха. — Уж ты-то точно шпион!
— А вот и нет. Я конюх! Моя работа — расчёсывать лошадиные хвосты, да за лошадьми навоз убирать! Мой труд на вкус не оценить!
— Да… В Залесье нет лошадей красивее твоих. Сильные, крепкие, ухоженные… Не твоих ли лошадей давеча наняли, чтобы привезти свежие овощи к площади, где фестиваль проводиться будет? — он макнул буханку в дымящуюся похлёбку. В толпе пронёсся тихий ропот… — А и навоз… С твоих же конюшен берут его на поля, да продают как удобрения для комнатных цветов? Так что, хе-хе, уж он то и у каждого в тарелке, и на подоконнике в каждом цветочном горшке!
    И с этими словами он отправил хлеб в рот, а эльфа с позором выгнали из-за стола.
— А вот, кстати, о цветах… — продолжил старик, отрывая следующий кусочек хлеба и макая его в похлёбку, — цветочница-то — та ещё шпионка!
    Цветочница аж чуть не подавилась от возмущения:
— Да как же так? Весь мой труд — цветы! Ромашки, да розы… Где уж тут вкусу взяться?
— Вкусу-то, может, и неоткуда, но запах… Ведь согласись, у хлеба вкус один, но коли вокруг тебя витает запах дыма от костра — один вкус, а коли свежекошеная трава — другой… Вот и твои цветы, самые лучшие что были у тебя, все, которые купили у тебя вчера для украшения праздника, добавят вкусу и настроения трапезе… — за сим Старик съел следующий кусочек хлеба, а цветочница, смутившись, из-за стола исчезла…
— Так… следующий... — прищурив глаз, Старик уж примерял, кто окажется следующим Шпионом…
— Да неужто средь нас ещё найдётся хоть один? — воскликнул эльф, сидящий поодаль перед стаканом эля.
— Конечно. Ты! — произнёс старик и вновь макнул свой хлеб в похлёбку.
— Я? Быть того не может. Я — лукодел! Луки и стрелы — вот моя работа. И труд мой вкуса не имеет…
— Ну, это слишком просто. Сам посуди, чем дичь стреляют, кроме как стрелой? — и съел кусочек хлеба… Эльф исчез.
— Кто следующий? Быть может, ты? — сухою старческой рукою с зажатым клочком хлеба он указал на плотника. А за столом уж гул, как в гнезде с пчёлами!
— И как же? Мой труд — поленья, да опилки. Я делаю столы… И лавки… — он призадумался.
— Вот-вот. Столы, да лавки, ложки, плошки… В хорошей ложке — вкусный суп! — сказал, и съел кусочек булки…
    И так, одного за другим, старик своей булочкой вымакал всех из-за стола. И Портного, что сшил чудесные скатерти, и Барда, что, конечно же, будет выступать на празднике, и Алхимика, что своими взрывными звёздами украсит ночное небо, и Гончара, чьи глиняные тарелки, конечно же, буквально на днях кто-то скупил для праздника, и даже Стеклодува, который (ах, негодяй!) весь холодный месяц потратил на выдувания тысячи и одной резной бутыли изумрудного стекла для пряного вина, что будет стоять на каждом столе, да к тому же его хрустальные утятницы, наполненные закусками, будут сверкать и переливаться от яркого солнца. Всех вымакал седобородый старик!     Остался за круглым столом один Сталежар, задумчиво купающий усы в кружке мёда.
    Старик последним кусочком булочки протёр дно миски:
— А ты чего сидишь? Ты-то тут самый главный шпион!

    Эти слова, как и события вечера в Таверне, всё никак не выходили из головы старого шахтёра. Особенно сейчас, когда он сидел за добротным столом с резными ножками, устланным белоснежной скатертью с оборочками. Перед ним стояла глиняная тарелка, лежала деревянная ложка. Воздух пах цветами. А прямо напротив него стояли рядком пузатые котлы, в которых кипел и дымился тот самый суп, и на каждом котле было натёртое до блеска клеймо: “Ульфгар Сталежар: Сталелитейная мастерская”
— Ну что? Каков твой труд на вкус?
    А суп-то оказался вкусным.


    Закончив свою историю, Рассказчик достал из внутреннего кармана пол-булочки, макнул её в миску с похлёбкой, и сам исчез.