У жизни на краю цивилизации есть свои минусы – да и странно бы было, не будь их: и монстры, и бандиты, и то, и другое… и тоска.
    Мастер Твердивит стоял у берега озера –мелкого, широкого и неудобного. Городскую стену пришлось взводить прямо посередине – крайне странные укрепления громоздились на сваях, разгораживая озеро на две неровные части. Кострищенская часть озера – убожество из убожеств, мелкая, не слишком чистая лужа. И всё же на берегу сидела пара сонных рыбаков, едва смотрящих за удочками.

    – Как хотя бы называется эта лужа? У неё есть название? – спросил Мастер рыбаков. В самом деле – за столько времени здесь он так ни разу и не слышал, чтобы кто-нибудь называл озеро как-то иначе, чем просто «озеро».
    – Как нет, Мастер? – вяло удивился один из рыбаков. – Озеро Мёртвой Черепахи это.

    Тоска сжала горло Мастера. Даже в простом названии сквозила смерть и уныние. Почему местные назвали озеро так, он спрашивать не стал. Должно быть всё дело в какой-нибудь легенде о каком-нибудь местном божке, или духе или чудовище. Твердивит молча понаблюдал за рыбаками ещё немного и отправился в госпиталь. Может хоть там дела идут лучше.
    Дела в госпитале в самом деле шли оживлённо. Если так можно выразиться про смерть несчастных лабораторных мышей.

    – Видите, Мастер Твердивит? – увлечённо рассказывал ему про мышей Влас. – Обе группы мышей погибли, и та, что в обычной клетке была, и та, что в клетке с подавлением магии! Вы понимаете, что это означает? Те «существа-в-капле», что мы нашли, они вызвали эту болезнь, это не магическое явление, зараза существует сама по себе, как любое живое существо!

    Это был результат эксперимента, который предложил сам Твердивит, и в котором он был так заинтересован ещё совсем недавно, но сейчас Мастер почему-то не мог даже вспомнить, на какой результат он рассчитывал. Его догадки подтвердились? Нет? Ему нужно будет заглянуть в свой дневник, а пока Мастер лениво тыкал распухшие трупики мышей пинцетом.

    – Сожги это… и протри всё здесь щёлоком… И перчатки сжечь не забудь… и… Ты знаешь, как они называют эту проклятую лужу? Озеро?

    Влас, конечно, знал. Он родился здесь, ещё до того, как забытое Хранителями поселение стало городом Кострищем.

    – Озеро Мёртвой Черепахи.
    – Почему здесь столько всего мрачного и мёртвого? – спросил Твердивит так, словно спрашивал сам воздух.
    – Но он не мёртв, – неожиданно произнёс Влас.
    – Кто? – удивился Мастер, оторвав взгляд от мышиных тушек.
    – Черепаха… он просто такой… немного странный…

    Черепахой, как выяснилось, звали одного из жителей Кострища, да и озеро получило своё мрачное имя совсем недавно.

    – Черепаха говорит, хотел утопиться, да не вышло у него. Сутки он плавал по озеру как бычий пузырь. То на животе плавает, то на спине, а тонуть не тонет. У него всё лицо аж посинело, очень он на утопленника походил, а всё равно живым был.
    – Так может герой он, Черепаха ваш?
    – Какой же он герой, Мастер? – не согласился Влас. – С тех пор как я в госпитале работаю стольких героев повидал, так точно могу сказать, никакой Черепаха не герой! У героев тяга есть… голоса многие слышат… а Черепаха – он просто вот такой вот. Он с башни вашей прыгал… это ещё до приезда вашего было... он и отраву пил всякую… не берёт его смерть и всё тут!

    Чем дальше слушал Твердивит рассказ Власа, тем удивлялся всё больше и больше, и самое странное в словах молодого лекаря было то, что ни разу раньше Твердивит не слыхивал про этого Черепаху.

    – Да, в последние годы здесь многое происходит, есть о чём болтать. Вот хоть о госпитале нашем… а Черепаха лет уж пятнадцать как из дому не выходит. Мать-то вы его видели, наверное… Милславу знаете? Так вот, Черепаха сын её. Дурной мужик, всё на бабьей шее висит, чего о нём и поминать лишнего? Помереть и то не может… хоть заразу нашу на нём испытывай, может хоть так толк какой выйдет.

    ***

    Черепахой оказался мужик лет за сорок, заросший нечёсаной бородой, в грязной одежде, пропахшей давно немытым телом. Но не всё это поразило Мастера – взгляд у мужика точно как у дохлой рыбы (Кажется, Твердивит понял, что имел в виду Гро-Малгур при их первом знакомстве).

    – Тебя, значит, зовут Черепахой? – спросил Твердивит. Он стоял на пороге утлой избёнки, одной из тех, каких не коснулись все перемены последних лет. Мёртвый взгляд мужика скользнул по тёмно-пурпурной мантии Мастера, по его посоху, украшенному затейливой резьбой с рубиновым набалдашником и не оживился ничуть. Словно корова он переместил жвачку с левого края рта на правый и, продолжая жевать, захлопнул перед Мастером дверь. Дверь тут же распахнулась снова – Твердивиту понадобилось лишь немного наклонить свой посох назад.

    Что привело Твердивита к этому дому? Желание повидать местного сумасшедшего, развлечься, слушая полубезумный бред? Или просто посмотреть на того, кого заглотила тоска глубже, чем его самого?
    Мастер переступил высокий порог в избу – ни крыльца, ни сеней, ничего общего с добротными избами людского севера Пандоры. Ладно хоть пол дощатый. От печи было угарно, но Твердивит, поморщившись, всё же прошёл в избу. Черепаха сидел на лавке, придвинутой к столу, так, как будто собрался ужинать, – только вот на столе даже плошки не стояло.

    – Что ж, Черепаха, не слишком-то ты радушный хозяин.
    – А я и не хозяин здесь… – не глядя на гостя, произнёс Черепаха. Говорил он так, как будто язык его ворочал во рту брёвна. – Коли к матери моей пришёл, так нет её. Ушла.
    – С твоей матерью я мог поговорить и в другом месте… Я видел эту старуху и на рынке, и в поле, и на стене. Не жалко тебе матери, в её-то годах?

    Черепаха поднял на мага свои мёртвые глаза.

    – Что ж с того, что года? Наша порода крепкая. И я не помер, и она живей меня.

     Твердивит припомнил, что слышал от кого-то, что дети Милславы погибли, не оставив ей внуков.

    – Что же тебе мешает… выйти отсюда?
    – Тебе-то что за дело?
    – Любопытно.

    Черепаха прищурился, стремясь что-то разглядеть на непроницаемом лице гостя.

    – Заплатишь – расскажу.
    – Какую же плату ты хочешь за рассказ?
    – Гвозди.

    Короткий смешок вырвался у Твердивита. Снова гвозди, кто бы сомневался.

    – Я за эти гвозди уже всю вашу деревню купил!
    – Как купил? – удивился Черепаха так, что выронил изо рта свою жвачку. – За гвозди говоришь? А не врёшь?
    – Сильно же ты от жизни отстал… и кто я, ты, конечно, тоже не знаешь?

    Черепаха остервенело замотал головой.

    – Я Твердивит, Мастер-волшебник…
    – А на гвозди-то посмотреть можно? – прервал Мастера мужик.
    – Смотри, смотри сколько хочешь!

    Впервые за много лет Черепаха вышел за порог – вокруг избы новые, за ними виднеется городская стена, улица камнем мощёная – не веря своим глазам он осторожно ступил на брусчатку.

    – Зачем же это нам? Куда она ведёт?
    – К рынку ведёт, а оттуда – в квартал госпиталя…

    Словно пьяный Черепаха брёл по мостовой.

    – Сколько же понастроено всего… а я-то думал, чего за стенами шумно так стало, суетно… А там что за чучела ушатые?
    – Эти «чучела», как ты выразился, – эльфы. Привыкай.
    – А это что, ярмарка нынче большая что ли?
    – Городской рынок. Здесь каждый день так.
    – А вон тот-то что на себя нацепил!
    – Это герой. Или как их тут называли? Ходоки?
    – Ух… не думал такого тут увидеть… дошёл, надо же, не помер…
    – Что ему будет? Как помрёт, так и оживёт – это дело Хранителя.

    Черепаха с недоверием покачал головой – все его знания о ходоках относились ещё ко второй эпохе, к тому времени, когда и была основана деревня Башенная.

    – А там что за громадина? Храм?
    – Госпиталь. И библиотека. И печь.
    – Печь? – рассеянно повторил Черепаха единственное знакомое слово из трёх.
    – Да. И всё это, – Мастер сделал широкий взмах рукой, – город Кострище, а гвозди твои то, чего он мне стоил, и то, на чём он стоит.

    Черепаха повернулся к Твердивиту. На глазах мужика блестели слёзы, а руки дрожали. В следующий миг Черепаха повалился на колени перед магом.

    – Спасибо вам, спасибо… как уж вас благодарить, я и не знаю… с меня, убогого, и взять-то нечего… спасибо вам…

    Твердивит с каменным лицом смотрел, как этот полоумный валялся перед ним на земле, цепляясь за подол его мантии. Это всё он уже видел – когда город начинал строиться, да за прошедшие годы успел отвыкнуть. Сколько времени успело пролететь? Уж второе Великосвершенье в Кострище миновало давно, а память о первом всё ещё бередит его сердце.

    – Вставай, Черепаха. И расскажи о себе.

    В дом Черепахи Твердивиту возвращаться не хотелось, и разговор они продолжили в кабинете Мастера. На мягком кресле гость сидел что на раскалённых углях, вцепившись руками в подлокотники.

    – Можешь расслабиться.
    – А?
    – Кресло, говорю, не новое и не для важных гостей, – Твердивит припомнил, что кое-то не раз на этом кресле истекал кровью, поленившись дойти до госпиталя и перевязать раны.
    – Так от меня это… смердит, наверно…
    – И что с того? Кресло отчистят. Рассказывай.

    Черепаха судорожно сглотнул слюну.

    – Я ведь был здесь. С того вон окна прыгал… ещё до того, как топиться пошёл… А зачем? Зачем топиться пошёл? Так это, молодым был я… не тогда… до этого ещё… И девка там была… не девка, а это… как бы сказать вам… Ольстра, как боярышня для меня была… очень любил её…

    Взгляд Твердивита потемнел. Но и взгляд Черепахи тоже. Твердивиту не слишком хотелось слушать о чужой несчастной любви – он и сам не часто бывал счастлив на этом поприще, но в Черепахе Мастер уже начал видеть себя самого и не мог остановить рассказ…

    – И друг у меня тоже был. Один. Горыко. Ольстра его сестрой была. Я непутёвым рос. Ни одно дело не ладилось – да не ленился бы, может и получше ладилось. За что не возьмусь – то колко, то зябко, то тяжко. Мать моя уж тогда плюнуть на меня хотела. Дали мне тогда такую работу – старейшине помогать нашему. Я и рад был. Поначалу. Увидел потом – делов-то у него не шибко много. Деревенька-то совсем маленькая была. И по хозяйству я вроде как не надобен был, мужик-то он не старый был ещё, не дряхлый. Понял я, что в помощники меня отдали, только чтоб вовсе без дела не мучился. Никто от меня не ждал ничего… а у меня… у меня мысли были… желания… Понимаете?

    Мастер кивнул. Твердивит родился сыном лорда. Младшим. Титул унаследовал его брат, а за ним сын брата, племянник Твердивита. «Дядя лорда Дельвига» – так его называли за глаза. Никто от него ничего не ждал – ну что с того, что маг? Не ходи в Совет, не мути воду. Сиди тихо, забудь о своих грандиозных планах, забудь о своих амбициях.

    – Видите, никудышным я был, и все видели это. Кроме меня. Я хотел занять место старейшины. Я хотел принимать решения. Думал, что знаю, как лучше для всех. Хотел увести отсюда людей. Найти другое место. Мы здесь умирали зазря – а я… я мнил себя предводителем народа. Надо мной хохотали до слёз. Я настаивал – они грозились всыпать мне, дурню, палок. Только Горыко да Ольстра поддержали меня. Все мы молодые были, и они… они загорелись тогда моими мыслями. Говорили, да, здесь мы погибнем – и земля истощилась, и люди повыродились, и без железа никак нельзя. Книги тоже истлели. Ольстра за книги переживала. Говорила, бабка её ещё грамотной была – а она ни слова написанного не разберёт. Буквы-то она знала. И мне показывала. Уж не знаю, все ли, нет ли…

    На столе Твердивита – книги, бумаги, письма. Толстый дневник, словно распираемый всем тем, что Твердивит пытался не забыть.

    – Задумали мы втроём тогда вот что – уйти из деревни и найти другое место. Получше и к людям другим поближе. Потом мы бы вернулись обратно в Башенную, рассказали бы всем, какое замечательное место нашли, принесли бы с собой… гвозди… что бы все нам поверили…

    Черепаха обвёл глазами письменный стол и задержал взгляд на тяжёлом медном подсвечнике. Механические часы позади Мастера отсчитывали время, повинуясь движению шестерёнок.

    – Что было дальше? – не выдержал паузы Твердивит.
    – Ничего не было. Они не вернулись… погибли по моей вине…

    ***

    Да, бывает так, что теряешь всё, и не надеешься уже получить хоть что-то. Любовь, положение в обществе, семью. Твердивит помнил это чувство, помнил тот день… 13 число мудрого квинта жаркого месяца. Радовест и его враг, арена в Штиле, полные трибуны. Решались вопросы о предназначении героев, о дальнозоркости Хранителей, о морали судьбы. Рядом с ним Хэли, Гуюр и другие. Он не подаёт вида, но бой на арене захватил его. Глупые плебейские игрища. Его захвалила победа Радовеста. Да, он был счастлив этой победе – но не успели утихнуть поздравления, не успел он решиться на чарку неизвестного пойла в честь победителя, как раздалось позади мага – «его дети мертвы».

    Да, это чувство потери преследовало Твердивита. Он всегда узнавал о своих потерях слишком поздно, тогда, когда исправить что-то уже было нельзя.

    Твердивит смотрел из окна башни на удаляющуюся фигуру Черепахи. Возможно, что завтра Твердивит опять потеряет что-то важное для себя. В Коркаттале, в Карнгарде, в безымянных горах, бхут знает где ещё. Должен ли он находиться здесь? Мастер ли он? Прибавилось ли у него седых волос? О, Хранители, этот человек, Черепаха, не делал ли он больше для этого места, чем сам Твердивит? Не заслужил ли места Мастера больше чем он? Всё сходство между ними – иллюзия, Черепаха пошёл на риск, Твердивит – купил гвозди.

    Маг смотрел на город из окна своей башни. Закат. То время суток, когда солнце окрашивает башню в цвета пламени. Казалось, что вместе с этим днём умирает всё на свете. И Твердивит точно должен быть где-то в другом месте, чтобы сберечь хоть что-то.